Всё изменилось в следующий момент. Над ухом пролетела пуля, и Герхард упал, рефлекторно нажав на кнопку. Рядом всхлипывали. Тринадцать сорок два поднимал оружие. Кубика в руках опять не было. Кубик ещё не упал. Нужно было ждать. Опять. У Герхарда перехватило дыхание, так что он не успел сориентироваться. Он не ожидал повторения и теперь начал метаться. «Подними глаза», - говорил внутренний голос. – «Ты должен поднять глаза», - но на этот раз Герхард не мог себя заставить. Он вдруг почувствовал запоздалый стыд, будто бы совершал предательство. И, что хуже всего, он чувствовал, что его состояние передаётся и палачу. Неожиданно ему стало тяжело дышать, захотелось как-то закрыться, куда-то сбежать. Но сбегать было некуда. «Подождите», - думал он, непроизвольно вжимаясь в стену и не замечая, что отходит от того места, куда должен упасть кубик. – «Подождите, стойте… дайте мне пару минут…» - он уже бормотал, всё повышая голос, и понимая, что делает только хуже. – «Ещё раз… Давайте на следующий раз…»
Но следующего раза ему не дали. Прозвучали команды, а Герхард, уже понимая, что всё потеряно, что нет больше времени собираться с мыслями, нет даже времени осознать, что происходит, он отчаянно вдавливал себя в стену, вытянув руки. Он чувствовал, как слепая бездна раскрыла перед ним пасть, полную штык-ножей, гофрированных осколков, бритвенных лезвий и колючей проволоки. Прозвучали выстрелы. Один другой, третий… четвёртый.
Герхард нырнул вниз, какая-то чёрная дрянь забила глаза, у плеча рыхло шлёпали пули, а он вслепую рыскал, размазывая что-то и вдруг понял, что почти плавает в лужах крови, оставшихся от соседей, но всё равно раскидывал руки и хватал, потому что кубик был где-то здесь, где-то рядом. И он уже понимал, что не может такого быть, чтобы его ещё не убили, потому что давно должны были, и, наверное, это какой-то невозможный бред умирающего сознания, но это Герхарда не остановило. А остановился он, только когда наконец нащупал чёткие металлические гранки. И тогда он поднялся во весь рост и, продрав глаза, посмотрел на автоматчиков, бурый как червь в лохмотьях своего шитого на заказ мундира начальника концлагеря. И понял, что никто давно не стреляет, они просто смотрят, и это уже не бездна, это уже люди. И тогда Герхарда прорвало:
«Что уставились, ничтожества?!» - закричал он. – «Вы ведь даже не понимаете, что сейчас сделали? Нет, куда вам! Вы только что дали мне больше десяти минут! И значительно, значительно больше!» - он продемонстрировал кубик. – «Видите, что у меня есть?! А что есть у вас?! Что?! Ну что?! Автоматы?! Пистолеты?!» - он зарычал, не в силах выразить эмоции членораздельным звуком. – «Да на моём месте кто угодно поступил бы так же! Вы бы тут все неделями ползали бы в кишках друг у друга, что я, не видел, что ли?!» Он перевёл дыхание. Зачем он оправдывается? Всё это совершенно бессмысленно. А важно - только одно. Он нажал на кнопку.
Дальнейшее… или, точнее говоря – предшествующее, было совсем не сложно предугадать. Оно походило на один из фокусов природы, тех, для которых требуется целый отдел научных сотрудников, чтобы объяснить всю величину, сложность и необъяснимость замысла. Когда тринадцать сорок два целился в Герхарда, он конечно заметил неуловимое движение нациста, будто тот убил комара, севшего на бедро, а в следующее мгновение сверкнула молния, и одновременно по шмайсеру палача ударил камень. Оружие вылетело и выстрелило где-то сзади. Полуослеплённые конвойные развернулись, но там, конечно, ничего не было. А у стены уже не было Герхарда. Казалось, совсем не сложно догадаться куда он делся – всего в полусотне метров чернел проход во дворик. Этот проход давно проверили: он заканчивался глухим тупиком, так что выкурить безоружного беглеца вышло бы элементарно. И никто из конвоиров не понял, что Герхарда не было во дворике. Потому что он в это время стоял за их спинами, не скрываясь, даже не переодевшись. Он поднял пистолет и спокойно ждал, пока ударит гром и скроет его выстрелы. И гром ударил.
Беспорядочные очереди с главной площади услышал Альфред Баер. Он старчески подёрнул пальцами, прошёл через кухню и прикрыл форточку. Не хватало ещё, чтобы Эльза проснулась. Он присел на угол миниатюрной табуретки и бессмысленно уставился в пол, прислушиваясь к тиканью ходиков. Сегодня всё это закончится. Больше не будет ни одной кошмарной бессонной ночи, когда каждая проезжающая машина кажется хищным чудовищем. Больше никаких ужасов не придёт в этот дом. Ходики показывали почти пол четвёртого, когда в дверь позвонили. Альфред ещё не знал, насколько он ошибается.