— Сколько бы вы дали лет моей подруге? — спросил он строго.
Я отбивался от нового допроса зубами и ногтями. Я признал, что дама очаровательна, и добавил, что ее возраст не имеет значения, главное, что они счастливы вместе. Но Зингер настаивал. Его подруга тоже подключилась и энергично требовала от меня угадать ее возраст. Я защищался, говоря, что не различаю возраст даже маленьких детей и решительно не желаю говорить глупости. Но все было напрасно. Оба они с самоуверенными улыбками ожидали от меня ответа. Пришлось подчиниться.
Мне было ясно, чего они ждут. Я должен сказать, что лет меньше, чтобы доставить обоим радость и узнать, что подруга старше, но для своего возраста выглядит невероятно молодо.
Я бы дал ей лет пятьдесят, но пару лет решил скостить. Спокойно можно было сказать сорок пять, но на всякий случай я пошел еще дальше.
— Я бы дал вам… ну, сорок три…
Едва я произнес цифру, как Зингер уставился в землю.
Подруга, выбросив сигарету, закурила другую.
— Мне сорок, — вздохнула она.
Пытаясь исправить свою ошибку, я сказал, заикаясь, худшее, что только мог:
— Да что вы, я ни за что бы вам столько не дал.
Мы тотчас расстались. Хотя мне было ясно, что между нами все кончено, я почувствовал определенное облегчение, когда осознал, что мне никогда больше не придется отвечать на подобные вопросы.
Впрочем, недавно мы узнали, что Зингер купил собаку.
В ожидании его скорого звонка я принял важное решение на этот счет.
Как только он позвонит, я опережу его и попрошу угадать, сколько фруктовых кнедликов мы съели за последние десять лет.
Классик
— Ты действительно хочешь отправить это письмо? — спросила меня недавно жена.
— Конечно, — ответил я, перечитав свое письмо страховой компании, в котором просил подтвердить поступление платежа, и не найдя в нем ни одной ошибки.
Жена вздохнула.
— Ты не можешь послать такое письмо, — заявила она решительно.
— Это почему? — удивился я.
— Оно не отвечает твоему уровню. Скучное.
— А какое же должно быть?
— Остроумное, — вздохнула она.
Я заметил, что не вижу причины писать страховщикам смешные письма, и добавил, что и без того писал его с неудовольствием, вызванным суммой, которую нам надо заплатить. Я объяснил жене, что письмо, в котором стоит сумма оплаты, меня не радует. Я бы охотнее написал письмо, где можно было бы попросить страховую компанию заплатить нам. Я не исключил, что такое письмо я не прочь написать и с юмором, ибо получение денег пробуждает во мне приятные чувства, в то время как расставание с ними — прямо противоположные.
Наконец, я напомнил жене, что это обычное письмо, а не рассказ. Она считала, что это не важно. И такое письмо должно быть остроумным, потому что об уровне писателя судят в том числе и по корреспонденции.
Я не согласился:
— Писателя оценивают по его книгам, а не по письмам.
Жена заявила, что я не прав, так как есть писатели, написавшие такие остроумные письма, что их даже издали книгой.
Я возразил, что это были люди, чьи гонорары за книги давали им повод для веселой переписки.
— Раз уж ты пишешь письмо, стоит отнестись к нему так, как другие писатели.
Я понял, что жена, по-видимому, переживает, что не сможет издать мою переписку отдельным томом. Мне же было все равно. Но в страховую компанию я решил позвонить.
Через несколько дней я застал жену за чтением моего письма в налоговую инспекцию.
— Неплохо, — сказала она, и мне стало приятно.
Ведь над вопросом, имею ли я право вычесть из облагаемой налогом суммы четвертую или пятую часть своей машинки, я работал целых три дня.
— Но здесь не хватает изюминки, — заметила она, дочитав письмо.
— Изюминка в подписи, — ответил я, тут же осознав, насколько неубедительна моя отговорка.
Я вложил письмо в конверт, но, когда жена ушла в магазин, снова просмотрел текст. И пусть я потратил еще три дня, чтобы найти свежую изюминку, но зато был ею очень доволен.
Сразу после этого я взялся за письмо фирме, утверждавшей, что она отправила нам диетический гриль, который мы заказали, но не оплатили. Так как мы этот гриль никогда не заказывали, сюжет был, в общем, не сложный. Я написал четыре варианта и отправил последний.