Лёля видела, как в его бегающих глазах черный рыцарь бьется с рыцарем белым. «Убивать — не убивать», «убивать — не убивать» — как листки отрывного календаря, сменялись на лице Оживлягина черные и белые мысли. Совестливость боролась с ее отсутствием, доброта со своим антиподом — жадностью. Лёля сделала для него доброе дело — избавила от нечистой силы. За это надо бы ее пожалеть. Но пожалеешь ее, отпустишь, а она тебя пойдет и заложит. И весь бизнес накроется медным тазом.
Лёле стало Оживлягина жалко. Еще бы, мучается человек, страдает. Значит, есть еще в человеке совесть, не во всем человек потерян для общества.
Лёля в общем-то понимала, почему в этой трагической пьесе ей назначили роль донора-смертника — сама же ляпнула Вазелину по простоте душевной, что приезжая, из Сибири, вот они и подумали, раз приезжая, значит, скоро ее не хватятся, Сибирь далеко. И куда уходит прочая часть отходов, остающихся после принудительного изъятия желчного пузыря, догадаться было тоже не трудно — Лёля вспомнила макароны по-флотски, которые ей предложил в ресторане его хозяин. Но чего она не могла понять, так это того, на что этим душегубам и живодерам нужна человеческая желчь. Оставалось спросить впрямую, что она и сделала, не задумываясь.
— Желчь? Какая желчь? — сделал вид, что не понял, Олег Олегович.
— Человеческая. Которую вы из людей получаете.
— Ах, да, вы же все теперь знаете. Вас же там, внизу, мои ангелы во все посвятили. Вы же сильная, вы же курицу съели.
— Так зачем вам человеческая желчь, Олег Олегович? — стояла на своем Лёля. — Я понимаю, питонья, ее используют в медицинских целях, ну а человеческая-то вам зачем?
— Окроплять боевых слонов, — ответил Оживлягин серьезно и с вызовом посмотрел на Лёлю.
Глаза у девушки округлились. Такой откровенной чуши от солидного вроде бы человека, директора серьезного предприятия, она не ожидала услышать. За дуру он ее, что ли, держит? За простодушную провинциальную дуру?
— Послушайте, — вскипела она, — это вы своим ухорезам можете рассказывать сказки про божий мизинец и боевых слонов. Мне могли бы сказать и правду, раз уж я и так столько про вас всякого знаю.
— Это правда, — развел руками Олег Олегович. — Человеческую желчь мы поставляем в некоторые государства Азии и Центральной Африки, и там перед состязаниями ею окропляют боевых слонов. Местные миллионеры делают сумасшедшие ставки на таких состязаниях. А испокон веку считалось лучшим средством для достижения победы — окропить слона перед состязанием человеческой желчью.
— Жуть какая! — вздрогнула Медсестра Лёля. — У них там что, своей желчи не хватает? Чтобы еще из России ее везти?
— От нас дешевле, — совестливый Оживлягин вздохнул.
— Веселенькая история. И давно вы этим бизнесом занимаетесь?
— Второй год. — Оживлягин посмотрел на нее грустно и так же грустно добавил: — И отказаться от него я уже не могу. Тем более что китайская мафия имеет в этом деле свой интерес.
Он потупился и сказал, не глядя Лёле в глаза:
— Вы, конечно, понимаете, Лёля Алдынхереловна, что после всего, что вы здесь услышали, выпустить мы вас отсюда никак не можем. Антип! — Он медленно кивнул головой. Тенью из-за спины Лёли выскользнула знакомая ей фигура змеелова-профессионала. В руке у него был пистолет.
Лёля нисколько не удивилась столь внезапному появлению оживлягинского сатрапа и стояла хладнокровно, как статуя.
— Но вы, конечно, понимаете, господин Оживлягин, — голос ее не дрожал, и каждое выпущенное по цели слово било точно в десятку и заставляло противника трепетать и терпеть моральное поражение, — после всего, что я здесь узнала, выпустить вам меня отсюда просто необходимо. Есть такая заклятая секунда в году, когда любые методы насилия бесполезны. Сейчас именно такая секунда. Антип, — она сделала жест рукой, — уберите, пожалуйста, свою пукалку. Не дай бог еще выстрелит ненароком, а я жуть как не люблю шума.
Антип сунул за пазуху пистолет и исчез также тихо, как появился.
Олег Олегович покраснел, как знамя, и закурил.
— Редкая у вас фамилия — Оживлягин, — сказала Лёля, чтобы разрядить обстановку.
— Это псевдоним. — Оживлягин вытер вспотевший лоб. — Моя фамилия вообще-то Покойников. Но поди попробуй с такой фамилией найти хоть какую-нибудь мало-мальски приличную работу, разве только в милиции. Вот и пришлось сменить. Оживлягин — красиво, правда?
— Красиво, — кивнула Лёля и спросила без всякого перехода: — Вот вы домовых боитесь. А ада вы не боитесь? Не боитесь, что черти после вашей кончины будут вас жарить на сковородке?
— Нет, Лёля Алдынхереловна, — ответил Оживлягин спокойно, — ада я не боюсь.
— Жаль, — ответила Медсестра Лёля, — я бы на вашем месте боялась.
— Но я не понимаю, за что.
— За что? Да хотя бы за то, что вы своей крокодильей деятельностью, растлили три невинные человеческие души. За ваших чернорабочих, которых вы ангелами зовете. За Малыну, Колыну и Волыну.
— Знаете, что я думаю? — Оживлягин вздохнул — который раз за время их тяжелого разговора. — Я думаю, что в природе идет постоянный обмен веществ. Вот и свой бизнес я рассматриваю как часть этого естественного процесса. А мои ангелы… Ну, они-то уж точно попадут в рай. В эту их небесную Тямпу. Они же дети. А дети, по Библии, за дела отцов не отвечают. Как солдаты, которые не отвечают за приказы военачальников. Сколько, вы говорили, вам нужно змеиных шкур?
Через полчаса Лёля уже входила в метро. Змеиные шкуры у нее теперь были. Дело оставалось за малым. Нужна была книга.
Глава 6. Всяческая суета
Натан Завельский был не совсем прав, когда пугал Ванечку теми страшными мерами, которыми грозит ИНЕБОЛ человеку, оттуда вырвавшемуся. Да, военное ведомство, да, секретные разработки, да, неограниченные возможности, но люди-то везде — люди. Со своими слабостями, причудами, привычками и так далее, и так далее. Вот и здесь не стал главврач выносить сор из избы, и даже рапорт директору подавать не стал, а понадеялся на собственные силы. Завотделения Семенова он, конечно, пустил под капельницу — отлеживаться от алкогольного отравления, — и поставил на пороге палаты стражу в лице врача-ординатора Дмитриенко, имевшего опыт армейской службы в конвойном взводе на севере Ленинградской области.
Собственные же силы, на которые понадеялся главный врач, были пущены на следующие действия. Первым делом он выяснил в институтской справочной, не было ли за время, прошедшее после волюнтаристской выходки Семена Семеновича и последовавшей за ней незаконной выписки пациента, каких-нибудь подозрительных телефонных звонков. Да, звонки были, доложили ему из справочной. Звонил какой-то мужчина, дважды, с промежутком минуты в три. Судя по разговору, выпивший, сперва спрашивал какую-то из сотрудниц, затем просил, чтобы его соединили с пациентом Чувырловым Альбертом Евгеньевичем. И на первую, и на вторую просьбу ему ответили строгим отказом, в соответствии с режимными правилами пункт 9 подпункт 4 и пункт 11 подпункт 7.
Далее через местную АТС был отслежен номер, откуда звонили, а по номеру получен и адрес. Староневский проспект, дом такой-то, квартира такая-то, второй двор между 1-й Советской и Староневским, угловая парадная, последний этаж, с лифтом. Мгновенно на квартиру Завельских, которые по данному адресу проживали, была послана якобы бригада ремонтников якобы на предмет изучения межсезонных протечек крыш. Якобы ремонтники, а на самом деле два институтских вохровца Моржов и Кикнадзе никого похожего на Вепсаревича в квартире не обнаружили, но телефон тем не менее поставлен был на прослушку — вдруг проклюнется исчезнувший Ванечка. И на подоконнике этажом ниже был посажен пенсионер-наблюдатель с мобильником и недельной подшивкой газеты «Не скучай», чтобы пенсионер не скучал.
Когда эти предварительные ходы были сделаны, главврач решил разобраться с сопалатником сбежавшего Вепсаревича Чувырловым Альбертом Евгеньевичем на предмет выяснения у последнего его родственных связей. Звонивший назвался братом, и этот якобы чувырловский брат точно знал о существовании на отделении телефона — не подозрительно ли? А также стоило выяснить про больную мать — имеется ли таковая у пациента, а если да, то больна ли она и какой болезнью конкретно. Последнее имело для главврача интерес научный, с поисками беглеца не связанный, ведь любая неопознанная наукой болезнь, обнаруженная даже случайным образом, сулила гранты и светлые перспективы в будущем.