Бабушка Билла-младшего и жена Билла-старшего Сюзанна Стресснер была незаурядной женщиной со своим, ни на что не похожим, внутренним миром — она писала великолепные женские романы, которые никто не читал. Сюзанна была живой иллюстрацией известной сентенции о том, что за спиной великого мужчины непременно стоит еще более великая женщина. Тем не менее в семье деда доминировали патриархальные представления — он был главой семьи, непререкаемым авторитетом, который признавался всеми, в первую очередь Сюзи. Постоянная уязвленность романами мужа, как правило, кратковременными, вызывала у Сюзи своеобразную реакцию — с каждым романом мужа она становилась все интереснее и привлекательнее, словно бросая вызов всем, кто претендовал на то единственное место, с которого можно было понять как величие этого человека, так и его мелкие бытовые слабости, известные только ей одной.
Этот единственный и неповторимый человек излучал оптимизм и силу — он был воплощением динамизма и могущества американской идеи, свободным и уверенным в себе человеком. В день его смерти надломился мир — все 700 сотрудников фирмы деда сгорели заживо, когда пассажирский самолет, управляемый террористами-самоубийцами, врезался в башню и страшным взрывом отрезал им путь на волю. Сам дед — он был тогда моложе своего теперешнего внука-тезки — успел позвонить домой дважды. Сначала он сказал, что у него серьезные проблемы, но просил не волноваться. Затем он позвонил еще раз, долго молчал среди шума рушащихся в огне конструкций, потом глухо сказал полупарализованной от ужаса Сюзанне, что ни в коем случае не позволит себя сжечь. И еще он добавил: «Если у Майкла будет сын, назовите его Биллом», — таков был последний стон деда перед смертью. Билл Стресснер-старший выбросился с вершины горевшего небоскреба, когда нестерпимый жар пламени оттеснил его к окну, — это в наибольшей степени соответствовало его характеру. Телевизионщики сумели заснять его падение из соседнего небоскреба. Дед был красив и в эти свои смертные мгновенья — он был похож на большую подстреленную птицу. Через несколько минут гигантский небоскреб, складываясь этаж за этажом, в туче черного дыма и пламени рухнул, погребая под своими миллионнотонными конструкциями тех, кто не смог или не успел его покинуть. Останки деда никогда не были найдены, но имя его вместе с тремя тысячами других жертв террора навсегда высечено на граните мемориала в центре опустевшего и полуразрушенного города, бывшего когда-то столицей мира.
Убив деда, фанатики-террористы в определенном смысле достигли своей цели, ибо тем самым они убили американский оптимизм, прекраснодушную и беспечную американскую уверенность в завтрашнем дне.
Отец Билла, Майкл Стресснер, был полной противоположностью деду, в нем не было и доли дедовского артистизма. Майкл был немногословен и сух, он не любил шумные компании и художественные вернисажи и ни разу в жизни не был в опере. В год гибели деда Майкл был ребенком, но уже тогда он твердо выбрал для себя военную карьеру — железобетонная целеустремленность была, вероятно, единственным качеством, унаследованным им от деда. Окончив Вест-Пойнт, Майкл участвовал во всех антитеррористических войнах, громил и уничтожал фанатичную, злокачественную плесень во всех уголках мира и еще в довольно молодом возрасте дослужился до полного четырехзвездного генерала. В террористических верхах генерала Стресснера ненавидели столь люто, что он, по существу, был обречен. Его семья по соображениям безопасности жила в секретном месте под чужой фамилией, а сам генерал постоянно пребывал на военных базах вне досягаемости террористов. И тем не менее они его в конце концов подловили.
Нашумевшая история убийства генерала Стресснера послужила предметом разбирательства специальной комиссии Конгресса США и стоила карьеры нескольким высокопоставленным членам правительства, включая министра обороны и председателя Комитета начальников штабов. А история, между тем, была проста и легко предсказуема, и даже удивительно, что такой опытный стратег, как генерал Стресснер, мог столь незамысловато просчитаться.
Дело в том, что Майкл никогда не отдыхал в общепринятом смысле этого слова и, если не считать кратковременных отлучек домой на День Благодарения и Рождество, никогда не был в отпуске. В конце концов министр обороны настоял на том роковом отпуске, детали которого разрабатывались и утверждались в правительстве, как план серьезной войсковой операции. В качестве места отдыха генерала был утвержден затерянный среди просторов Атлантического океана остров Бермуда. Удаленность от горячих точек планеты, тихие, скрытые от посторонних взглядов бухточки, белая пудра коралловых пляжей, благопристойное население под юрисдикцией Великобритании, казалось бы, гарантировали заслуженному генералу и его жене отличный и безопасный отдых. К тому же спецслужбы подобрали для них маленький, уединенный отель в глубине тихой лагуны, в котором богатые молодожены проводили свой медовый месяц. На сей раз роль медовых пар исполняли секретные агенты из охраны генерала. Все, казалось бы, было предусмотрено, и генерал с женой под чужой, естественно, фамилией и в сугубо гражданском камуфляже прибыли к месту отдыха. Не было предусмотрено только одно обстоятельство — то, что линялая грива престарелого британского льва уже давно украшена хавабитской накидкой. Через это украшение, по-видимому, и просочилась информация о пребывании генерала на далеком острове. Далее эта удаленность только играла на руку террористам — не было ничего проще организовать теракт вдали от строго охраняемых центров цивилизации. Фактически террористы, в большом количестве и в срочном порядке командированные на Бермуду, могли просто-напросто застрелить ненавистного генерала, но они решили устроить образцово-показательный фейерверк. С помощью местных пособников исполнители теракта загрузили в подвал тихого отеля такое количество взрывчатки, которого хватило бы на подрыв средней величины города. Тихой ночью в полнолуние, среди безоблачного звездного великолепия, на сонной крошечной Бермуде не было места, с которого не был бы слышен и виден гигантский взрыв. На месте отеля для молодоженов образовался огромный кратер, тут же заполненный океанской водой. Во Франкистане, Объединенном Саугипте и ряде других стран с тоталитарными хавабитскими режимами убийство генерала Стресснера было отмечено торжественными военными парадами, фейерверками и народными гуляниями.
Да, у Билла Стресснера были свои, особые счеты с террористами — у его деда, отца и матери не было могил. Однако эти личные счеты были только надводной частью огромного айсберга его идейной платформы. Наибольшая подводная часть отражала видение мира, вызревшее в яростных спорах с либералами. Эти споры молодой Билл начал за столом в доме своего отца, бывшего на самом деле, вопреки логике и здравому смыслу, приверженцем идеи непротивления злу насилием. Когда немногословный отец впервые открыл рот, чтобы высказать сыну свои взгляды, юный Билл, студент Йеля, ушам своим не поверил, ибо из уст боевого генерала, беспощадно громившего террористскую нечисть по всей планете, лилась ангельская проповедь о спасении душ заблудших террористов — сложна душа человеческая и неисповедимы пути Господни. Мысль генерала была тем не менее проста, как картофельное пюре без подливы, — с террористами следует вести переговоры, их можно и нужно умиротворить, ибо насилие по отношению к террористам приводит лишь к усилению насилия с их стороны. Развитие этой банальной и незамысловатой концепции, которая в те времена одобрялась большинством интеллектуалов на планете, естественным образом приводило к отнюдь не тривиальному, а, напротив, неправдоподобно вычурному заключению о том, что терроризм на самом деле есть результат неразумных действий тех, кто с ним борется. Последнее умозаключение чрезвычайно нравилось не только самим террористам-исполнителям, но и крайне левым профессорам, превратившим пацифизм в наручники для тех, кто мог бы противостоять фанатикам-убийцам.
Разум и сердце молодого Билла бунтовали против подобной концепции, но поначалу его заводило в тупик, казалось бы, непреодолимое противоречие между практической деятельностью отца и его взглядами. Когда он напрямую спросил отца об этом противоречии, тот ответил круто: «Я считаю, что с террористами нужно договариваться, именно потому, что всю жизнь воевал с ними». Этот ответ не показался Биллу убедительным, и он старался использовать любую возможность, чтобы прояснить для себя истоки отцовского либерализма — ему казалось, что за военным опытом отца скрывается нечто ему, Биллу, недоступное, и это нечто непременно нужно познать.