— Лучше бы ты поехала к морю.
— Но мы теперь поедем туда вместе.
Ни-Ни медленно отставила чашу. Медленно развязала кожаный поясок. Плащ упал на пол. Под плащом не было ничего — как и полагал ЗАГРЕЙ.
— Выйди! — приказала она Церберу.
Пес попятился задом, опустив к полу все три головы.
Ни-Ни обхватила ЗАГРЕЯ руками и ногами. Губы впились в губы. После вина кровь бежала по жилам быстрее.
«А ведь она была живая, — сообразил вдруг ЗАГРЕЙ. — Только забыла, что умерла».
Она застонала. Прежде она никогда не стонала во время их венериных забав. А теперь выгибалась, впивалась ногтями в кожу. И лицо ее строило нелепые гримасы, будто она сейчас заплачет или начнет безумно хохотать.
— Пусть Харон привезет нам целую бочку вина, — прошептала Ни-Ни, когда они, обессиленные, растянулись на ложе.
— Я ему прикажу, — пообещал ЗАГРЕЙ.
— Никуда не хочу уходить… — прошептал он.
— Я тоже… — отозвалась она сквозь сон.
Ему вновь приснились пляски. На голове — венок из виноградных листьев и спелые грозди свешивались ему на лицо. Ягоды лопались, и сладкий хмельной сок тек по коже. Из толпы танцующих вырвалась Ни-Ни, подбежала и стала слизывать капли.
— Ариадна, ты моя Ариадна… — прошептал он во сне.
Цербер метался по улицам и лаял от восторга. Его никто не боялся. Кидали трехглавому псу печенье. Цербер — упитанный, бока так и лоснятся.
— Фу, какая грязь, — фыркнула Ни-Ни. — Просто невозможно пройти. И перепрыгнула через лужу. Но туфельки все же испачкала. ЗАГРЕЙ поднял ее на руки и перенес через следующую лужу легко, как листок бумаги. Он был сильным. Прежде он никогда не ощущал в себе такой силы. Может, это и есть сила жизни?
Возле серой стены стоял художник Вин и рисовал на ней черные ирисы.
— Ирисы на самом деле желтые или фиолетовые. Бывают голубые, — пояснил он. — Но здесь только черные.
ЗАГРЕЙ протянул ему бутылку, художник затряс головой, замахал руками.
— Нет, нет, я уже пил. Больше нельзя.
— Почему? — удивился ЗАГРЕЙ.
— Нельзя. Иначе не смогу…
Тогда ЗАГРЕЙ взял и облил стену вином. Ни-Ни рассмеялась. Она ничего не могла выговорить. Только тыкала в стену пальцем. Все ирисы стали фиолетовыми.
— Пойдем во дворец, — предложил ЗАГРЕЙ.
— Зачем? — удивилась Ни-Ни.
— Хочу говорить с Дитом! Я хочу говорить с самим Дитом! И пусть этот мерзавец посмеет мне отказать.
— Не посмеет, — утвердительно кивнул художник.
Еще издали они услышали грохот. Сначала не поняли, что творится. Над дворцом поднималось облако ржавой пыли. Казалось, дворец горит тусклым огнем. Но нет, он не горел — это Титаны ломали левое крыло дворца. Никто не охранял вход, и потому ЗАГРЕЙ с Ни-Ни вошли беспрепятственно. Цербер бегал по пустым залам и лаял. Эха не было, звуки тонули, как в вате.
— Мне здесь не нравится, — сказала Ни-Ни и поежилась.
— Эй, Дит! Где ты! — нагло крикнул ЗАГРЕЙ и отхлебнул из бутылки. — Нам есть о чем поговорить. Думаешь, я пришел захватить твой дворец! А вот и нет. Не угадал. На кой ляд мне твой дворец! Здесь можно сдохнуть со скуки. Я пришел сказать, что теперь я буду выращивать лозу и пить вино каждый день. И ты мне не запретишь! И еще мы построим мост! Слышишь?!
На самом деле ЗАГРЕЙ хотел сказать что-то другое, что-то куда более значимое, что-то сокровенное и тайное, о чем он все эти годы мечтал. Но почему-то то думаное-передуманное высказать вслух оказалось невозможным, а остались какие-то простенькие понятные слова про вино и посадку лозы. ЗАГРЕЙ чувствовал, что говорит не то, и посмотрел на Ни-Ни, будто ожидал от нее подсказки. Но она лишь оглядывалась по сторонам, ежилась и плотнее куталась в черный кожаный плащ Прозерпины. Вот если бы Танат был здесь, он бы подсказал. Нет, что за чушь! Как мог ему, живому, что-то подсказать Танат?
— Я открою магазин по продаже вина. И новую таверну, где будут поить вином и еще у меня будет погреб, и еще… — ЗАГРЕЙ опять запнулся. Не то он говорит, не то.
И с каждой фразой уходит все дальше и дальше от того первоначального, сокровенного. И уже не вернуться назад — хоть плачь:
— Молчи! — крикнул он сам себе. И даже голос собственный ему не понравился — какой-то тоненький, мальчишеский, несерьезный голосок.
Впрочем, ерунда — неважно, что он тут кричит, — все равно его никто не слышит — весь дворец содрогается от грохота камней — Титаны все еще рушат стены. И Дит его не слышит. Дит куда-то сбежал. Вот его пустой трон, а на троне — золотой шлем. ЗАГРЕЙ схватил шлем и надел на голову. Ни-Ни испуганно ойкнула.
— В чем дело? — спросил ЗАГРЕЙ самодовольно.
— Ты исчез, — пробормотала Ни-Ни, оглядываясь. ЗАГРЕЙ снял шлем.
— Теперь ты меня видишь?
— Теперь да, — она через силу хихикнула. — Это шутка, да?
— Это волшебный шлем Дита.
ЗАГРЕЙ нахмурился. «Шлем, который дает Диту власть», — вспомнил он слова Прозерпины. Дит сбежал и оставил шлем. Так перетрусил, что оставил шлем. И теперь шлем у него, ЗАГРЕЯ. Теперь выходит он, ЗАГРЕЙ, — повелитель этого мира. Вот интересно. Зачем ему этот мир? Ему нужно что-то другое. Но он никак не мог придумать что.
И он вновь надел шлем.
Он вышел из дворца в золотом шлеме Дита и увидел Титанов. Теперь Титаны были ростом с ЗАГРЕЯ. Сила у них была та же, что прежде, — одним ударом они крушили огромные камни из фундамента дворца, но при этом казались малявками.
— Хватит! — Невидимый ЗАГРЕЙ поднял руку. И Титаны застыли. — Идите и стройте мост через Стикс. Ясно?
— Ясно! — отозвались Титаны. Им всегда все было ясно. И все равно, что делать — ломать дворец или строить мост.
— ЗАГРЕЙ, где ты? — позвала Ни-Ни. — Дай глотнуть вина. Мне холодно! — Она в самом деле дрожала.
Он снял шлем и протянул ей бутылку. Она сделала глоток и вдруг заплакала.
— Что случилось?
— Не знаю. Слезы сами полились. Прости. Он взял ее за руку и повел за собой.
«Надо спрятаться, — думал он. — И что делать со шлемом?»
От шлема хотелось избавиться — шлем вызывал у него отвращение.
— Эй, Цербер! — позвал он пса. — Хочешь, шлем подарю?
Три головы переглянулись. Веселая опять начала хихикать, а средняя потупилась и сказала:
— Хочу.
ЗАГРЕЙ тут же напялил на эту среднюю золотой шлем Дита. И голова исчезла. Пес стал двухголовым. Две видимые головы растерянно глянули друг на друга, рванули в разные стороны, лапы Цербера разъехались, и пес растянулся на мостовой. Смущенный, кое-как поднялся, пытаясь освоиться с новым своим состоянием. Потом поднял две уцелевшие морды к небу и завыл.
— А так он гораздо лучше смотрится, — сказал ЗАГРЕЙ.
Утром ЗАГРЕЙ и Ни-Ни вернулись посмотреть на стену с цветами. Ирисы опять стали черными. Художник сидел на корточках перед своей росписью и аккуратно соскабливал черные ирисы со штукатурки.
— Погоди! Что ты делаешь?!
— ЭТО ни к чему, — скучным голосом сказал художник.
— Выпей и увидишь, что очень даже к чему.
Художник оттолкнул бутылку и сам метнулся вбок. Упал. Вскочил на ноги, забился в угол.
— Не надо! — крикнул тонким срывающимся голоском. ЗАГРЕЙ пожал плечами и глотнул из бутылки сам.
— Что ты делаешь?! — закричал художник и затрясся всем телом.
— Пей! — ЗАГРЕЙ хотел влить вино художнику в рот насильно, но не получилось: драгоценная влага полилась по подбородку.
— ЗАГРЕЙ! — закричала Ни-Ни. Он обернулся.
К ним шел сам Дит, а за ним его прихлебатели — Фобос и Деймос. — Забрать вино! — приказал Дит.
— А ты попробуй!
Дит выхватил меч и замахнулся. Но он был слишком медлителен, и ЗАГРЕЙ без труда перехватил его руку и вывернул кисть. Дит был беспомощен без шлема — как и говорила Прозерпина. Пальцы Дита разжались, и меч очутился у ЗАГРЕЯ. Отличный меч, отличная сталь! ЗАГРЕЙ замахнулся и ударил. Клинок развалил божественную плоть до самого светящегося позвоночника. Дит закричал тонко и пронзительно.