И тут ЗАГРЕЮ явилась странная мысль: он схватил из рук Ни-Ни открытую бутылку вина и плеснул огненную жидкость в распоротую плоть Дита. И плоть закипела. Страшный крик пронесся по всему подземному миру. Теперь царство Дита никогда уже не будет царством Дита. Никогда!
Рядом никого не было — ни художника, ни Ни-Ни, ни Деймоса с Фобосом. Только обезображенное тело Дита. И над телом — победитель с мечом в руке. Что теперь делать? Нужно вино, много вина. Почему Харон не везет вино? А что если самому переправиться через Стикс? Зачем он отдал шлем Церберу? ЗАГРЕЙ почувствовал сожаление — чувство, чем-то похожее на боль. Надо было надеть шлем и захватить ладью… Но зачем ему переправляться теперь? Глупо, глупо. Надо всего лишь напомнить Танату про вино. ЗАГРЕЙ зашагал к берегу. Немедленно напомнить. И еще поглядеть, что за мост построили Титаны. Может, и ладья Харона уже не нужна.
Он вышел к Стиксу. От моста был лишь один пролет, вздыбленный в небо. Будто не через реку мост строили, а к облакам. И все. Титанов нигде не было видно. Вообще никого не было видно, даже Харона. И его ладья исчезла. Та сторона берега напоминала голубоватый колеблющийся студень — это бессчетное количество душ, дожидаясь переправы, скопилось на той стороне.
— Что-то у меня не получилось, — пробормотал ЗАГРЕЙ. — И куда все делись?
И тут он увидел ладью — она пристала к берегу гораздо ниже по течению. Харона в ней не было. ЗАГРЕЙ кинулся бежать. Он бежал, по колено проваливаясь в тину, падая и опять поднимаясь. Боялся что Харон вернется. Но Харон не возвращался. ЗАГРЕЙ забрался в ладью и ударил веслом. Поднялся фонтан брызг, но ладья не тронулась с места. Он вновь всадил весло в темные воды Стикса. Ладья качнулась. Еще гребок и еще. ЗАГРЕЙ закричал — все мышцы пронзила нестерпимая боль, будто он уже три или четыре часа греб непрерывно. А ведь ладья удалилась от берега всего лишь на несколько футов. ЗАГРЕЯ охватило отчаяние. Хотелось швырнуть весло в воду, лечь на дно лодки и заплакать. Неужели он так слаб и ничтожен по сравнению — нет, не с самим Дитом — с Хароном? А кто сказал, что Харон ниже Дита, слабее Дита? ЗАГРЕЙ стиснул зубы и вновь сделал гребок. Еще и еще. Ладони горели. Руки налились свинцом, перед глазами все плыло, ладья прыгала под ногами, как живая, будто норовила выбросить его за борт и уплыть. И тут ЗАГРЕЙ увидел, что тот, другой, берег рядом. Сколько лет он мечтал об этом! И вот… Он швырнул весло на дно лодки и уже перенес ногу через-борт… И тут в ладью хлынули души. Студенистый ком ударил ЗАГРЕЯ в грудь и опрокинул. А сверху навалились еще и еще. Когда ему удалось выбраться из-под этой липкой копошащейся массы, ладья была уже на середине реки. ЗАГРЕЙ попытался повернуть лодку, назад, к берегу живых, но ничего не вышло — ладья с душами была слишком тяжела, она плыла сама по себе. Все усилия привели лишь к тому, что ладья застыла неподвижно в нескольких футах от берега. Напрасно ЗАГРЕЙ налегал на весло — проклятая ладья не желала поворачиваться. А души причитали, плакали, стонали на все голоса, и хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать этой заунывной тоскливой разноголосицы. ЗАГРЕЙ понял, что выхода нет. Он налег на весло, и ладья вновь заскользила к берегу мертвых. Еще взмах, и еще — и вот уже нос ладьи ткнулся в густую ржавую тину.
Обессиленный, ЗАГРЕЙ выбрался на берег. Он не шел — полз. И весь перемазанный в грязи растянулся на берегу, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой.
— Дайте им воды, — .пробормотал ЗАГРЕЙ и оглянулся.
Увидел Харона. Он загружал ладью. На этом берегу. Да, да, на этом берегу, он грузил в ладью лопатой из ржавого огромного сундука зеленые от времени оболы. Ладья так осела от тяжести, что едва не черпала воду. Наконец старик отчалил.
Кто-то подхватил ЗАГРЕЯ под руки и поволок. Он не знал — кто и даже не пытался разглядеть. В принципе, ему было все равно. Где-то вдали плакали души, не зная, куда им идти.
Его прислонили к стене, и он стоял, не понимая, что происходит. Боль, которая ушла, когда он пил живое вино, вернулась. Она пронизывала каждую клеточку тела. Может быть, это не боль, а что-то другое. Может, то, что он испытывает, не называется болью?
— На что ты надеялся, ЗАГРЕЙ? — крикнул Деймос.
ЗАГРЕЙ поднял голову и посмотрел на соратника Дита. Тот стоял на возвышении и указывал на пленника чем-то вроде длинного черного копья.
ЗАГРЕЙ хотел ответить, но не мог. Он забыл, на что надеялся. Пытался вспомнить и не мог. Перед мысленном взором непременно появлялся Харон и его лодка, груженная старинными монетами. При чем тут монеты? Зачем?
— Отвечай! — крикнул Деймос, из наконечника его черного копья вылетела огненная стрела и впилась ЗАГРЕЮ в грудь.
Боль лопнула возле сердца огненным шаром. Вот это — боль.
— Вино… — зачем-то пробормотал ЗАГРЕЙ, хотя в его ответе не было никакого смысла.
Вторая стрела впилась в руку. Боль отдалась в горле — и дыхание прервалось, боль стекла к коленям — ноги сделались ватными и колени подогнулись. ЗАГРЕЙ медленно сполз по стене.
— Отвечай! — крикнул Деймос.
— Харон… — едва слышно шевельнулись губы ЗАГРЕЯ.
— Займитесь им! — приказал Деймос Титанам.
Те занялись. Сначала порвали рот, затем вырвали кусок кожи со щеки. Засунули в дыру пальцы и, как тряпку, сорвали лицо. Маленькие Титаны бросали его лицо друг другу, забавляясь. Потом выбросили, подхватили обмякшее тело и куда-то поволокли. ЗАГРЕЙ остался без лица. Живая его кровь капала на мостовую, и капли шипели, испаряясь.
ЗАГРЕЙ почти ничего не видел — кровь заливала глаза, но почувствовал чье-то горячее дыхание, и грязь, облепившая его тело, высохла мгновенно и покрыла тело прочным панцирем.
Флегетон? Зачем его притащили к огненной реке… А впрочем, даже хорошо — можно набрать огненной жидкости для светильников. Вот только во что?
— Эй! — пробормотал ЗАГРЕЙ. — Ни у кого нет бронзового кувшина? — Титаны не понимали, что он говорит, ведь у него не было губ.
И вдруг он чувствует, что падает куда-то и летит, летит.
— Тебе понравится в Тартаре! — крикнули ему сверху Титаны.
Тартар оказался огромным колодцем, сложенным из грубых камней. Чудовищным колодцем. На дне — черная густая жижа, и в ней плавают головы. То есть не головы отдельно. В чавкающей грязи наверняка плавают тела. Но только головы торчат наружу. Тот, кому повезло, кто утвердился, стоит на тверди голов. А сверху, сброшенные руками Титанов, падают новые и новые тела. Тела шлепаются в грязь и окатывают стоящих брызгами. Но те, кто ловчее, приземляются на головы других и утверждаются. А особо ловкие пытаются еще вскочить на спины этим стоящим, вцепиться в загривок зубами. Их пытаются сбросить, но многим удается прилепиться намертво. Обычно стоят на двух головах: под каждой стопой темечко — так сподручнее. И равновесие держать проще, и головы не уходят в черную трясину. Но один парнишка в углу умудрился двумя ногами взгромоздиться на одну голову, как на болотную кочку. И голова эта то ныряла в грязь, то вновь появлялась на поверхности. А парнишка оказался ловкий — держал равновесие.
Загрею повезло. Он не рухнул в грязь. Он удержался на чьих-то двух головах подле самой стены. От жара Флегетона на ране образовалась корка, и кровь перестала течь. Теперь он мог видеть. Боль почти не беспокоила его. Он привык к боли и не удивился, что она вернулась. Все возвращаются, даже те, кому комиссия разрешает посетить мир живых. Загрей вскинул руки, ощупал кладку. Камни были такие неровные, что цепляться за них было легче легкого. Наверх. Подтянуться. Поставить ногу в яму. Еще выше. Еще… пальцы держали. Загрей оглянулся. Головы, с которых он только что сошел, были уже заняты. Какой-то широкоплечий новичок топтался на них, обживая пространство.
Загрей полз наверх с удивительной легкостью и не мог понять, почему другие не делают того же? Потом сообразил: у них мертвые пальцы. Им не удержаться на стене.
После того как он выбрался из Тартара, согласные звуки в его имени вновь поднялись до прежней величины, а вот гласные так и остались крошечными, скукоженными. ЗаГРеЙ — так должно было выглядеть его имя на бумаге. Тартар ни для кого не проходит бесследно. Чтобы не выглядеть смешным, Загрей все буквы уравнял, хотя это и стоило ему больших усилий. Теперь он был Загреем — как в Тартаре.