Хотя, что греха таить — конечно, бренд.
Н-ну ладно… Работаем. Ничего не сделаешь. Паблисити. Реклама — двигатель торговли. Даже если торговать еще нечем, грунтовать надо загодя.
— Именно тем, что она ранняя. Все мы сейчас мучительно осмысляем собственную историю. Ищем свое новое место в мире. Отталкиваясь от давнего произведения наших замечательных фантастов, можно особенно остро, особенно ярко ощутить и прочувствовать тот путь, который прошла страна. Ее проблемы, ее победы и поражения, достижения и утраты. Можно попробовать хладнокровно и непредвзято разобраться в том, что в нашей истории оказалось истинным, а что — иллюзорным…
— То есть в своей будущей работе вы намерены всего лишь ОТТАЛКИВАТЬСЯ от повести «Стажеры»? — перебила ведущая.
Она, кажется, собралась говорить больше меня. Кто у кого интервью берет, дура?
— Вы не воображаете, я надеюсь, будто я собрался снимать простую экранизацию? Про героизм советских покорителей космоса? Про ракеты и скафандры? Не будем уж касаться актуальности такой проблематики, но даже если говорить исключительно об искусстве… Хорошую экранизацию можно сделать только к плохой книге. Дело в том, что при переводе на язык кино книга неизбежно должна быть обогащена иным видением, иным смыслом, полифонической перекличкой новых образов со старыми, и все это привносит уже режиссер. Если в книге многого не достает, если ее автор сам толком не сумел сказать то, что хотел, режиссер, делая, в сущности, за писателя его работу, невольно досказывает от себя то, что отсутствует в книге. И тем самым убирает слабины, заполняет пустоты… Тогда в кино возникает просто хорошая экранизация. Но если книга хороша, если за писателя в ней при переводе на язык кино делать уже нечего, тот же самый неизбежный процесс обогащения новыми смыслами выводит работу режиссера на уровень диалога с писателем и его текстом, дискуссии с ними. А это нередко может закончиться полярным выворачиванием, зеркальным отображением мира книги. Вспомните хотя бы «Сталкера». У Стругацких Зона — техногенный хаос, у Тарковского — строго наоборот, полный мистических барьеров и романтических руин садово-парковый Эдем, куда нет хода бесчеловечной машинерии. У Стругацких Шухарт — разбитной супермен, у Тарковского — застенчивый, неврастеничный богоискатель. И так во всем. Только полемика имеет смысл. Заметьте, по Стругацким снято уже несколько великих фильмов, но среди нет ни одной прямой экранизации. Была одна именно экранизация, казалось бы, точно по тексту — «Отель у погибшего альпиниста», и как раз она оказалась на редкость слабой. Вся глубина ушла, вся трагичность ушла, вся психология ушла… И ничего не добавилось взамен. Никто этого фильма, кроме специалистов, не помнит.
— Очень интересно. И у вас рука не дрогнет что-то принципиально менять в книге, хорошо известной уже нескольким поколениям читателей?
— Если бы у меня дрожали руки, за мою работу мне не стоило бы и браться. Можно куда спокойней прожить наборщиком в типографии. Ничего не придумывать самому, только тиражировать чужое.
— Вы уже собрали команду? Ее члены придерживаются того же взгляда на будущую работу? Кто писал вам сценарий?
— Давайте по порядку. Команда в процессе сбора. Актеры будут как очень известные, так и совсем еще никому неведомые, надеюсь, это будут мои открытия. Скажу по секрету — на роль главного молодого персонажа сейчас пробуется абсолютно никем не виданный, ни одной роли пока не сыгравший юноша, по-моему — крайне перспективный. Второе. Режиссер на экране создает целый мир, и потому на площадке он — царь и бог. Демиург. Да, не побоюсь этого слова — демиург. Иначе создаваемый мир рассыплется на беспорядочные, несоединимые осколки. Это как в бою. Есть командир, и он отвечает за все, а потому его слово — закон. Во время съемок по любому вопросу могут существовать лишь два мнения: одно режиссерское, другое — неправильное. Кто не согласен — просто УХОДИТ. Что же касается сценариев, то я всегда писал для своих картин сценарии сам. Авторское кино — очень тонкая, очень хрупкая вещь. Одно чужеродное вмешательство, одна-единственная фальшивая нота — и все может рухнуть.