В давно обжитый мир возвращаются и Олди на страницах «Гарпии». Действие книги разворачивается в той же вселенной, что и в «Шмагии», «Приюте героев», «Трех повестях о чудесах» и многих других произведениях соавторов. На сей раз Дмитрий Громов и Олег Ладыженский выводят на первый план расу гарпий, «хомобестий» с нечеловеческой психологией и физиологией, мыслящих и чувствующих совсем иначе, чем мы с вами. Последовательность харьковских соавторов в описании этого племени сделала бы честь иному сочинителю научно-фантастических романов про пришельцев. На мой взгляд, их подводит лишь чересчур богатая фантазия и бескорыстное желание поделиться с читателями абсолютно всеми наработками, возникшими в процессе создания книги. Мир, богатый деталями, не лезет в тесные рамки сюжета, словно распаренная квашня в тесную кадку. Слишком много вкусных подробностей, колоритных персонажей, о каждом хочется сказать хотя бы пару слов — как тут удержаться?.. В результате действие вязнет в отступлениях, как топор в суковатом полене. И в то же время именно этот стиль — избыточный, барочный, изобилующий изящными, но лишенными всякой функциональности завитушками, — придает тексту своеобразие. Мало ли у нас авантюрно-приключенческих романов, где сюжет мчится на всех парах, в то время как фантазия буксует?..
Едва ли не главным трендом 2008 года стала напряженная дискуссия о необходимости возрождения классической научной фантастики, ведущаяся, в основном, на повышенных тонах. Видно, тема и впрямь оказалась болезненной — не зря к спору подключились писатели калибра Олега Дивова. Застрельщиками выступили Ярослав Веров и Игорь Минаков, авторы дилогии «Десант на Европу» / «Десант на Сатурн». В своих книгах писатели экспериментируют с социальной моделью, которую в свое время ввели в обиход братья Стругацкие на страницах повестей из так называемого «Полуденного» цикла. Как будет развиваться общество, в котором решены все насущные проблемы современности, где каждому отдельному человеку открыты все возможности: хочешь — развлекайся историческими реконструкциями, хочешь — летай к звездам, хочешь — вступай в ряды анархистов-«трикстеров»? Есть ли у него будущее? Какие механизмы включатся, какие тенденции возобладают? Разумеется, не Минаков с Веровым первыми задались этими вопросами, но их энергичные манифесты, звучавшие со страниц прессы и в Интернете, а также многочисленные сетевые перепалки, в которые соавторы бросались очертя голову, не остались незамеченными и добавили романам популярности. К февралю 2009 года «Десанты» уже были отмечены двумя харьковскими «Золотыми Кадуцеями», а также московской «Чашей Бастиона», и не факт, что звездопад на этом закончится.
Другой адепт «твердой НФ», петербуржец Антон Первушин, в своих высказываниях куда менее радикален — однако по количеству премий он своих коллег явно переплюнул. Часть наград Антону принесли повести, вошедшие в сборник ««Гроза» в зените».
Первушин описывает три альтернативных варианта развития СССР. Известный популяризатор и историк космонавтики, он и в прозе остается верен себе: все его альтернативы так или иначе связаны с космическими достижениями и просчетами нашей державы. Могли ли американцы еще в середине пятидесятых первыми вывести на орбиту Земли сателлит, и как это повлияло бы на «космическую гонку»? Изменилось бы что-то в Стране Советов, разбейся в районе Подкаменной Тунгуски не метеорит, а настоящий космический корабль с Венеры (читайте А. П. Казанцева), или все осталось бы по-прежнему: Перестройка, бандиты в малиновых пиджаках, «МММ», «патриоты России», мечтающие о полной, ничем не ограниченной власти?.. И, пожалуй, самый интересный вариант: как пережил бы наш мир запрет на полеты — не только космические, но и обычные, в пределах атмосферы? Перестали бы подростки мечтать о звездах, если бы им с детства вбивали в голову (из лучших побуждений, конечно!), что человек физически не способен передвигаться воздушным путем? Стиль автора не идеален, однако Первушин изобретательно превращает свои литературные слабости в достоинства. Кому придет в голову упрекнуть писателя в канцелярите, если перед нами стилизация под мемуары советского космонавта с обильными раскавыченными цитатами, как в повести «Небо должно быть нашим!»?.. Впрочем, в неумении рисовать яркие психологические портреты Антона тоже не упрекнешь: его рассуждения о судьбе интеллигенции из повести «Корабль уродов» способны задеть за живое любого читателя, принадлежащего к поколению, повзрослевшему в конце восьмидесятых — начале девяностых годов прошлого века.