— Его могла осуществить иностранная разведка.
— А бумаги… Они могли представлять для разведки интерес?
— Этого я не знаю. Не думаю, что нам стоит обсуждать дела Феди. Ты сегодня ночуешь дома? У меня к тебе просьба — пожалуйста, не встречайся с М. К. до очной ставки с Семеновым. Лучше бы с ним вообще не встречаться — ты еще не знаешь, на что он способен. И я бы хотела, чтобы сразу после ты снова встретилась со мной. Потом я поеду в Москву, чтобы увидеться с Федей. Ночуй у меня или поезжай к мужу. Только не встречайся с М. К.!
— Я лучше поеду домой.
— Расскажи мне еще немного об этих своих снах. Из-за чего весь сыр-бор, что вы так упорно с М. К. исследовали? В конце концов, чего достигли?
Т. В. чувствовала необходимость прояснить свои отношения с В. Ф. ради правильного душевного настроя накануне встречи с Семеновым. Как ни крути, В. Ф. - единственный, с кем ее внутренний камертон может быть в резонансе. Разговор, впрочем, разворачивался не лучше и не хуже обычного.
— Я думаю, что без моих снов они вообще вряд ли бы обратили на Семенова внимание. Ты, кстати, тоже.
— Но конкретную информацию о Семенове я собрал безо всяких снов, — возразил В.Ф. — Причем достоверную. А что достоверного узнала ты, кроме адреса?
— То, что Семенов вообще имеет отношение к делу. Насколько близким другом И. А. он был. Что он ездил с ним в Крым. Наконец, что они ездили втроем, вместе с М. К.! Если бы не мои сны, М. К. и говорить бы об этом не стал. Твоя достоверная информация — одни разговоры. Никто из этих людей не был с ним близок.
— Хорошо, — согласился В.Ф. — О чем мы будем говорить завтра? Ты уверена, что во дворе около дома И. А. мы видели именно Семенова? Будем мы это упоминать?
— Я бы держала информацию на крайний случай. Если сказать, что мы видели Семенова, ГБ его у нас отберет. А так, может, удастся с ним встретиться потом.
— Раз нам известен телефон Семенова, почему бы не позвонить ему сейчас?
— Об этом предупреждала С. А.! Он не знает, что ему предстоит очная ставка с нами. Если с ним связаться сейчас, он может попытаться скрыться.
Т. В. решила пока не касаться информации, полученной от М. К., о том, что вся работа В. Ф. как фотографа оказались под угрозой, поскольку зависела от хорошего отношения КГБ и покровительства генерала Онегина…
К концу вторых суток Онегин почти перестал опасаться за свою жизнь. Дело было не в травмах — они жизни не угрожали. «Крепкая у вас голова», — заметил хирург на отделении. Онегин, однако, был уверен, что наносивший удар умел рассчитывать свои силы и знал, чего хочет. Ему выбили несколько зубов и сломали нос. Самой серьезной из травм было раздробление скуловой кости — по-видимому, удар дубинкой. Осколки проникли в гайморову пазуху. Несомненно, предстояла операция. Дело было не в травмах, а в смысле случившегося. Поначалу он не был уверен — может, ему все-таки полагалось умереть. Он выбрался со двора в одних носках, в рваной одежде, с разбитым лицом, в чистом виде — избитый до полусмерти алкаш. Кстати, уровень алкоголя в крови действительно был велик. Вряд ли, пока он лежал без сознания, ему залили спиртного в рот. Может, сделали укол в вену. На запястьях были следы инъекций. Он нашел телефонную будку, позвонил шурину. Шурин приехал на такси, забрал его. От шурина он обязан был позвонить в отдел, известить о происшествии. Результат — за ним прислали «скорую», положили в спецбольницу. Все это еще не позволяло сделать однозначных выводов. Какова была цель нападения, кому оно было нужно? Какой-нибудь иностранной разведке? Он-то знал, что порой на ЦРУ, на англичан, на немцев, на израильтян готовы валить все, что угодно. Но не менее хорошо он знал, что их агенты реально существуют и способны, если необходимо, действовать решительно в таком относительно открытом городе, как Москва.
У американцев и англичан есть интересы в Афганистане. У них могут быть источники информации в его собственном окружении — нельзя исключать того же М. К. Правда, никто в этом окружении об этой поездке, а тем более о ее цели не знал. О цели поездки не знала даже родная жена. Куда более вероятным представлялось, что нападение организовали «свои». Несколько человек из окружения Леонида Ильича были в курсе, иначе не организовать встречу. Кто-то вполне мог быть источником утечки информации. Нападавшие завладели докладом, документами. Заказчики теперь вольны распоряжаться этими материалами, как угодно. В каком-то смысле это хуже, чем если бы он просто погиб. Теперь его аргументы, а также всех, кто мог бы думать, как он, можно дискредитировать заранее… В срыве встречи теперь обвинят его самого. Нападение явно спланировано так, чтобы его самого можно было выставить шпаной, каким-то акоголиком. Если попытаться организовать новую встречу, уже сформируется соответствующее «мнение»… Печальный вывод: операция его противниками проведена блестяще, его план погиб, но жизни, по всей вероятности, ничто не угрожает. Моей жизни ничто не угрожает, зато угрожает сардару Дауду и Афганистану. Теперь старик никогда не узнает, как я пытался спасти его страну, думал Онегин.