Борис Стругацкий
представляет альманах фантастики
ПОЛДЕНЬ, XXI ВЕК
МАРТ (63) 2010
КОЛОНКА ДЕЖУРНОГО ПО НОМЕРУ
Из ничего и выйдет ничего…
Подобное рождает подобное…
Вообще говоря, в том, что информация порождает информацию, нет никакой фантастики. Но если из ничего создается материальный носитель этой самой информации (книга), то сей факт — уже предмет для изучения со стороны писателя-фантаста. Откуда она взялась? С какой целью и по какой технологии создана? На каком языке написана? И кем? Не господом ли богом?..
А если такая книга попадает в руки человека, желающего помочь другим, используя обретенный артефакт?.. Вот вам и замысел для опуса, выполненного в жанре фантастического реализма. Именно такое произведение (повесть известного писателя Павла Амнуэля «Библиотекарь») открывает мартовский номер.
В этом номере нет сквозной темы, объединяющей хотя бы несколько произведений.
В рассказе нашего постоянного автора Майка Гелприна «Практикант», действие которого происходит в лагере, кто-то занялся уничтожением преступной «элиты». Кто?..
У Дарьи Беломоиной (рассказ «Память»), вопреки Книге Книг, мертвые уходят, хотя живые вроде бы продолжают их любить. Почему?..
Вопросы, вопросы…
Родители предлагают своему сыну участвовать в конкурсе («Игра» Елены Галиновской). Зачем? Только ради денег за возможный выигрыш?..
Главный герой рассказа Владимира Голубева «Монстр» весьма успешен в жизни. Но какую цену ему приходится платить за успех? И не слишком ли она велика?..
«Как уйдет от нас последний ветеран Великой отечественной? — спрашивает читателей Геннадий Лагутин. — И почему именно так?..»
Что может сделать с погубившим множество людей тираном историк, в руки которого попала машина времени? («Историк» Юстины Южной)
Вопросы, вопросы…
Многовопросье, многотемье, «многоидейе»…
А впрочем… Любое художественное произведение заставляет читателя задуматься над необъятностью жизненных проблем, над их причинами и последствиями. Информация рождает информацию…
Чем не сквозная тема?
ИСТОРИИ, ОБРАЗЫ, ФАНТАЗИИ
Девушка читала книгу, прислонившись к полке в отделе женских романов. Невысокая, смуглая, черноволосая, с короткой стрижкой. Лет двадцати пяти, может, чуть меньше. Южанка. Было в позе девушки что-то странное, напряжение какое-то. Или показалось? Неважно. Женских романов Хьюго не читал и к любительницам Картленд и Стил относился настороженно — обычно это были дамы бальзаковского возраста, мало чего добившиеся в жизни, в том числе в любви, и удовлетворявшие собственные комплексы, переживая чужие страдания, чужие страсти и примеряя на себя чуждое для них отношение к жизни.
— Простите, могу я чем-нибудь помочь? — спросил он, полагая, что услышит обычное «Спасибо, все в порядке».
Девушка молча протянула книгу, которую Хьюго сначала взял в руки и лишь потом остро ощутил ее необычность.
— Странная книга, верно? — спросила девушка, когда Хьюго, осмотрев томик со всех сторон, раскрыл его посредине, обнаружив строки, составленные из непонятных значков, каждый из которых был размером с обычную букву кегля «миттель».
Закрыв книгу, Хьюго еще раз внимательно ее рассмотрел, не обнаружив ничего, на что не обратил бы внимания с первого взгляда: стандартный размер покет-бука, толстенькая, страниц пятьсот, колонцифры отсутствуют, обложка — полукартон, как и у прочих книжек такого формата. Ни названия, ни фамилии автора. Вообще ничего — белая обложка, матовая фабричная ламинация. Ни форзаца, ни авантитула, ни титульного листа — сразу под обложкой, на первой странице начинались строки, составленные из значков, вряд ли имевших отношение к какому-нибудь известному языку. Никаких выходных данных, сведений об авторе и копирайте — даже год выхода указан не был, будто книга возникла из безвременья.
Хьюго поднял взгляд, и девушка смущенно пожала плечами.
— Она стояла здесь, — девушка положила палец на шестую полку снизу, где располагались творения Барбары Картленд — между «В объятиях любви» и «Выше звезд». — Кто-то, наверно, поставил ее сюда по ошибке?
Книга была новой. Хьюго перелистал страницы — теперь медленнее, то и дело задерживаясь, чтобы рассмотреть странные значки-лабиринты, в которых взгляд утопал, зацепившись за какую-нибудь очень маленькую линию, возможно, ничего не значившую, а может быть, как раз и определявшую значение той или иной буквы… или цифры?
Он пощупал бумагу. Обычная, восемьдесят граммов, по качеству точно такая же, на какой были напечатаны сотни книг, стоявших на полках, — покет-буки обычно на такой бумаге и печатали: дешево и качество неплохое.
Поднеся книгу к носу, Хьюго понюхал корешок — обычная склейка книжных блоков. Обычная книга, нарочито обычная. Вот, он нашел нужное слово: нарочито обычная книга!
На последней странице (а может, на первой?) оказалось всего несколько строк. Недоставало стоявшего отдельно слова «Конец», здесь эту функцию мог бы выполнить знак, но его не было — текст (если это был текст) заканчивался на середине строки, будто недописанное письмо.
— Это не наша книга, — сказал Хьюго и, увидев мелькнувшее во взгляде девушки удивление, объяснил: — Не библиотечная, я имею в виду. Кто-то принес ее сюда и поставил.
— Вы думаете — я? — в голосе девушки слышалось такое неподдельное изумление, что Хьюго поспешил откреститься:
— Нет, что вы, я совсем не… Просто хотел сказать, что…
Он окончательно смутился, думая о том, как закончить разговор и уйти к себе, чтобы рассмотреть странную книгу более внимательно.
— Хорошо, — решил Хьюго. — Спасибо, что привлекли мое внимание.
Он повернулся и пошел, предвкушая, как потратит час, а может, два или три, разгадывая немудреную, скорее всего, загадку и думая о том, кому, на самом деле, пришла в голову нелепая, но привлекающая внимание шутка.
У порога кабинета он оглянулся — девушка вышла из-за полок и смотрела ему вслед, прислонившись теперь к подоконнику, и ее лицо, ярко освещенное послеполуденным солнцем, выглядело копией картины какого-то итальянского художника. Потом закрытая дверь отрезала Хьюго от мира и, как оказалось, от прошлой жизни, не очень интересной, но все же имевшей для него важное значение хотя бы потому, что в прежней жизни он не только родился и окончил библиотечное отделение филологического факультета в Гарварде, но еще и успел жениться, родить дочь Сюзанну, развестись и вот уже пятый год жить бобылем, надеясь на то, что будущее окажется привлекательнее прошлого, но не имея никаких оснований быть в этом хоть сколько-нибудь уверенным.
Хьюго медленно перелистывал страницы, взгляд не блуждал по строчкам, а систематически переходил с одной на другую, от верхней к нижней. В том, что книгу он держал не вверх ногами и правильно — слева направо — переворачивал страницы, Хьюго убедился по косвенным признакам: на последней странице оказалось три полные строки и одна, заполненная наполовину. На всех страницах пиктограммы почти касались друг друга, между ними не было ни промежутков, по которым можно было бы выделить слово, ни знаков препинания, если, конечно, не считать, что роль такого знака могла играть соответствующая пиктограмма, но тогда они все-таки должны были повторяться с той или иной квазипериодичностью, чего Хьюго при всем старании не заметил.
Каждая пиктограмма была похожа на миниатюрный лабиринт, но на самом деле таковым не являлась — тоненькие линии много раз пересекались и составляли скорее не лабиринт, а прямоугольный узор, линейную развертку, что-то, может быть, означавшую, а возможно (даже, скорее всего) не означавшую ничего и придуманную только для того, чтобы заставить такого зануду, как Хьюго, просидеть в тишине битый час, разгадывая не существовавшую загадку.