— Дежа вю, — произнес Леонид. — Память иногда подсказывает, а мы не верим…
— Я верю. Когда я увидела Тома на экране… И когда вспомнила… Я верю, понимаешь? Ты вспомнишь, как остался здесь со мной. Что для этого сделал. А если не вспомнишь, придется самим придумывать выход, верно?
— Конечно. Нас столько во всех вселенных, что вместе мы обязательно придумаем.
— Ты расскажешь Хаскеллу о сигнале? О передаче? О Томе?
— Нет, — огорченно сказал Леонид. — Эта информация — собственность группы, Папа не станет ничего публиковать, пока не разберется во всех деталях. А он никогда не разберется. Он ничего не понимает в квантовой космологии.
— Ты огорчен?
— Я? — Леонид прислушался к себе. — Пожалуй, нет. Я все равно напишу статью.
— О памяти? — улыбнулась Лайма.
— Я физик, — уклончиво произнес Леонид.
— А я — нет, — решительно сказала Лайма. — Я запишу все, что смогу вспомнить. Об этой жизни и обо всех других.
— И назовешь книгу: «Я во всех моих вселенных». Это будет бестселлер.
Леониду казалось, что он улыбается, Лайма видела в его глазах слезы, и оба не представляли, что ждет их завтра.
Эльдар Сафин Последний ковчег нах зюйд
В приемной было безумно душно — электричество отключили еще с вечера, кондиционеры не работали.
На месте секретарши сидел майор Лазарев. С ним мы пересекались пару раз даже не в прошлой, в позапрошлой еще моей жизни, когда я был обычным «важняком».
— Ленька, сукин сын, — заорал майор на весь кабинет и полез мне навстречу. Бледные, потные и нервные куклы, в которых с трудом узнавались люди, неохотно расступались под его могучим нажимом. — Только не говори, что тебе не досталось билетика!
Мы обнялись — крепко, по-мужски коротко. Я улыбнулся — может, и не все так плохо?
— Серега, мне бы к Петрову, на пару минут.
— Не получится, извиняй, брат. Петров отправился на «Ковчег» еще позавчера, оставил Гонидзе. Гонидзе улетел вчера, оставил вместо себя Сечкина. Сечкин свалил утром, оставил вместо себя Крамарова, а у него должность маленькая, ему самому зеленой карты не положено — он-то никуда не денется. Так что если вопрос по билетикам, то должен тебя разочаровать, бананьев нема и не предвидится.
— А эти чего ждут? — я удивленно обвел рукой окружающих. Они отворачивались, делая вид, что я говорю не про них.
— Сам не понимаю, я им все уже раз сто сказал. Ждут, надеются и верят. — Лазарев жизнерадостно хохотнул. — Так ты за билетиком?
— Хрен с ним, с билетиком, я все понял. Ты сам когда на небо?
— А никогда. Гонидзе, сволочь, выдал мне только один — что я, жену и детей оставлю, что ли? Отдал карту младшему, пусть летит — ему еще жить и жить.
Мы попрощались и разошлись. Он — к секретарскому столу, я — на выход, через живую колышущуюся массу, которой уже сто раз было сказано: билетов нет и не будет.
— Ну что? — Нина нервно сжимала в руках сумку. За ней стояли в ряд четверо красавиц — Настя, Ленка, Женька и старшая, дуреха Лорка, из-за которой все так и случилось.
— В Пулково нет карт, я поеду в Касымово, мужики договорились, а вы летите сейчас.
Они ни на миг не усомнились в моих словах. Еще бы — всю жизнь верить, а сейчас ни с того ни с сего перестать?
— Пап, прости… — запоздало затянула Лора. — Если бы я осталась в Москве, у тебя бы не было проблем…
— Все, девчонки, прощаемся. Дайте карты, проверю.
На светло-салатных пластиковых карточках двадцать минут назад я вывел их имена — до этого билеты были анонимными, а теперь стали личными.
— Лень, береги себя, ты нам нужен. — Нина морщилась, чтобы не заплакать. — Ты мне нужен, слышишь? Я тебе сына рожу, вот клянусь, на этот раз точно сына, девочки, зажмите ушки, — Леня, сукин сын, если ты не выберешься, я тебя на части разорву!
— Да выберусь, впервой, что ли? — я криво улыбнулся, потом обнял всех своих девчонок разом, развернулся и побежал, скрывая наворачивающиеся слезы.
Сдерживался несколько минут, пока бежал до своего внедорожника, а сев в машину, понял, что уже не хочу плакать. У меня была цель — Пушкин, там на аэродроме сидел Саня Левковец, насколько я знаю, старый еврей уйдет с корабля последним, переправив вначале всех своих — причем не престарелую тетю Рахиль с гигантским семейством, а ребят из «Бурана» и «Стрелы».
«УАЗ» шел по полю ровно, только поскрипывал чем-то неустановленным — впрочем, скрип на ходовые качества не влиял. Московское шоссе стояло намертво. Я свернул левее, прошел под трассой по рельсам переезда и помчал по путям — здесь пока пробки не было, хотя кто знает, что будет через пару часов?