Нет, я не был наивен. Я был не в себе.
А случай… Случай, конечно же, представился.
Мы столкнулись в небольшом скверике у «Маркет-Хауза».
Я срезал путь по натоптанной тропке между домами, выводящей прямиком к паркингу и служебному входу. Старик ковылял навстречу. Оглядывался. Тяжело дышал. Пучил глаза.
— Дураки! Дураки! — клокотало у него в горле.
Он бы прошел, проскочил мимо, но я сгреб в кулак свитер на его груди.
У него исказилось, изломалось лицо, застыло жалкой, недоумевающей гримасой. Пустой взгляд стал тревожным.
Обиженно хныкнув, сумасшедший попытался освободиться.
— Дурак…
Впереди от нас, метрах в двадцати, дрогнули кусты сирени.
Догонявшие старика легко проломились сквозь них и, заметив меня, перешли с бега на неспешный уверенный шаг. Я узнал в правом Лешу. Левый, судя по светлой куртке с полосками отражателей, был парковщиком.
Сумасшедший запереминался, беспокойно закрутил головой.
— Дурак… — повторил он. — Дураки…
И вцепился в мою руку холодыми пальцами:
— Позялуйстя…
— Встань за спину! — прошипел я ему.
Он моргнул светлыми глазами. Раз моргнул, другой. Словно ослышался или не понял. Потом все-таки шагнул за меня. Я чуть ослабил хватку, но свитера не выпустил.
— Тридцать пять, да… тридцать пять, — зашептал в ухо старик.
— Умолкни!
Леша с парковщиком остановились.
— Ну что, — сказал Леша, осклабясь, — надо ментов вызывать.
Шелестели липы. Покачивались у ног узорчатые тени. Где-то в стороне надрывно гудел клаксон.
— Ребята, давайте сегодня без ментовки? — предложил я.
— Да задолбал он уже! — кивнул парковщик на старика. Лицо у него покраснело от злости. — Сколько-сколько? — закривлялся он, передразнивая. — А потом — дурак-дурак!
— Сколько? — дохнул из-за моего плеча сумасшедший.
— Во, любуйся! — отрывистым, резким жестом показал парковщик. — Он же людей пугает!
— Я с ним поговорю, — сказал я.
— Морду бы ему начистить и ментам сдать, — Леша с сожалением вздохнул. — А там бы его в психушку какую-нибудь пристроили.
— Я поговорю с ним…
— Давай-давай, — Леша сощурился. Скривился.
Я, наверное, сильно упал в его глазах.
Развернувшись, буркнув что-то неразборчиво, он вперевалку пошел по тропе обратно. За ним, сплюнув, поспешил парковщик. Полоски отражателя блеснули под солнцем.
— Дураки, — шепнул сумасшедший.
— А ты?!
Не дав опомниться, я потащил его за собой.
У стены дома в обрамлении обломанной, оборванной сирени стояла самодельная скамейка. На нее я старика и опрокинул.
— Дурак!
Он закрылся руками, растопырив пальцы.
Я навис над ним. Злость и страх мои требовали чужого страха. Чужой боли. Чужой крови. Словно жертвы, чтобы утихомириться самим.
Глупо.
Я разжал кулак и опустился на плохо сколоченные, с прощелинами, доски.
— Что тебе нужно? — спросил я.
— Дурак…
— Я знаю.
Сумасшедший зашевелился. Стукнув меня коленями, сел.
— Телефон, — сказал он.
— Что?
Старик молча указал на чехол на моем поясе.
Посмотрев в пустые глаза, на протянутую, лодочкой выставленную ладонь, я только хмынул. Что ж, к чему-то подобному я был внутренне готов.
Телефон? Пусть будет телефон…
Я отщелкнул кнопку и достал из чехла продукт усилий двух концернов — «Сони» и «Эрикссон». Приятная, неновая модель.
— Я только симку выну, — сказал я.
Отколупал крышечку, выдернул аккумулятор, зацепил ногтем прямоугольник сим-карты. Ну вот…
Знакомая ящерка пробралась к затылку. Лизнула холодым язычком.
— Держи! — убрав симку в карман, я подал вновь собранный телефон старику.
Сумасшедший взял мобильник с осторожным благоговением.
— Сколько? Сколько умрет? Людей-человек сколько? — заговорил он, тыкая пальцем в кнопки. — Сколько?
— Не знаю, — подавив дрожь, сказал я.
Старик повернул ко мне лицо и улыбнулся. Широко. Радостно.
— Девятнадцать! — сообщил он. — Да! Девятнадцать! Сколько умрет? Девятнадцать!
Я встал. Нет, я взлетел!
Я показался себе легким, воздушным, наполненным гелием. Девятнадцать! Что ж, за телефон можно… Новый куплю наконец. Можно! Девятнадцать!
Солнце плеснуло, выстрелило сквозь ветви ослепительным зайчиком.
Девятнадцать!
Я уже вырулил обратно на тропу, когда очень простая мысль заставила меня вернуться. Очень простая мысль.
Сумасшедший, слава богу, сидел все там же, пялясь в пустой экран и роняя слюни.
— Извини, — сказал я.
— Дурак! — каркнул он, пряча от меня, накрывая собой телефон. — Дурак!