Позже я спрашивала у Жоржо, почему он хотел ставить свой номер именно во фрикшоу, почему не предлагал свои услуги обычному цирку. «Потому что обычные цирки или жёстко привязаны к месту, или слишком мелки и бедны. Фрикшоу — это самые богатые из кочующих цирков», — отвечал он.
Почему-то теперь мне кажется, что им двигала вовсе не жажда наживы.
* * *Бассини жил с нами, работал со всеми наравне и развлекал нас различными фокусами и трюками. Карточные фокусы мало кого интересовали (их умел показывать даже Трипп — при помощи ног), а вот голуби, вылетающие из рукава, казались нам прекрасными, как и многочисленные разноцветные ленты, которые Жоржо извлекал то из носа Додо, то из глубин бороды Миледи Бэрд.
Кстати, в начале повествования я упоминала, что Миледи Бэрд показалась мне очень красивой, несмотря на бороду. За несколько лет работы в цирке я убедилась в своей правоте. Однажды она полностью сбрила бороду: под слоем шерсти скрывалось безумной, сумасшедшей красоты испанское лицо, тонкое, изящное, с полными чувственными губами и точёной лебединой шеей. Она не выступала в течение полугода, пока борода снова отрастала. Когда я спросила, зачем она это сделала, Миледи Бэрд ответила: «Уильям, это Уильям попросил…» Уильямом она называла мистера Харриса.
Вернусь к Бассини.
Номер, который Бассини предложил Харрису, заключался в полном исчезновении Луны. Как утверждал Жоржо, это ни в коей мере не было связано с каким-либо затмением или другим оптическим эффектом. Бассини обещал заставить Луну исчезнуть навсегда — пока не разрешит ей вернуться. Сделать он это планировал при максимально большом стечении народа, а рекламу разместить по всему городу — и, возможно, в соседних городах. Место было выбрано заранее — Атланта, штат Джорджия. Объяснить этот выбор экономической выгодой было невозможно. Скорее всего, географическое положение являлось одной из составляющих фокуса Бассини.
Номер был назначен на конец года, на сентябрь. А до этого времени Бассини принимал участие в представлениях, демонстрируя различные фокусы и трюки. Он разбавлял своей весёлостью и естественностью мрачную атмосферу, создаваемую уродами. Как бы искусен и красив ни был, например, Трипп, он вызывал у публики, помимо восторга, некоторую степень отвращения или сочувствия. Бассини же вызывал чистый восторг. Но на одного Бассини публика бы не пошла. А на сочетание чудовищного с прекрасным — с удовольствием.
В начале марта мне исполнились тринадцать лет. Я скрывала дату своего рождения. Большая часть циркачей полагала, что мне уже пятнадцать: я была уже не девочкой, но девушкой.
Вскоре после дня рождения я пошла на кухню, чтобы стащить у Гомеса что-нибудь вкусное и скушать в одиночку, в своей комнатке. Не рассчитав, я задела филейной частью подпорку шатра, и мягкая крыша стала медленно оседать. Ничего страшного не произошло: массивные стационарные опоры держались жёстко, но край тента опускался точно в открытую кастрюлю с чем-то дымящимся. Дело грозило руганью со стороны Гомеса и выговором от Харриса (в принципе, таскать с кухни еду запрещалось), но тут чья-то рука перехватила тент, а другая подставила под него сбитую мной опору. Это был Бассини. Он улыбнулся мне и заговорщицки произнёс:
«Я тоже иногда что-нибудь норовлю стащить».
С этими словами он подошёл к одному из кухонных столов Гомеса, открыл некий ящик и достал оттуда две шоколадных конфеты — мне и себе.
«Ты знаешь, где брать», — улыбнулась я.
«На то я и маг!» — сказал Бассини тихо, но с гордостью, и исчез.
Я вышла следом и по дороге встретила спешащего на кухню Гомеса. Он посмотрел на меня подозрительно, но ничего не сказал.
Время текло, и по мере всё большего сближения Бассини с коллективом (да, я уже выучила это слово) мне он начинал нравиться не только как прекрасный фокусник и замечательный друг. Мальчики на первых рядах по-прежнему меня занимали, но Жоржо постепенно затмил их, далёких и незнакомых, своей лучезарной улыбкой и ловкостью рук.
Почти каждый уродец так или иначе пытался выведать у Бассини, как он собирается заставить Луну пропасть. Харрис лично проверял астрономические календари: никаких затмений и в самом деле не обещалось. Об этом он рассказал Синклеру, а Синклер разнёс весть по лагерю.
Малыш Комптон вёл с Бассини задушевные беседы, иногда ненавязчиво переводя разговор на астрономию. Трипп болтал с фокусником о фотографии, особенно его интересовала ночная съёмка и возможность снять трюк Жоржо. Миледи Бэрд советовалась со мной, не побриться ли ей снова, чтобы произвести на иллюзиониста положительное впечатление.