— Ай-я-яй… — пристав снова повернулся к юноше и покачал головой. — Нехорошо-с, молодой человек!
— Ни на кого мы не кидались, там какой-то дурак какие-то дрова сложил, я только не понял, как мы на них упали. А потом сразу подбежал какой-то мужик и на нас напал. А потом вот он, — студент кивнул на городового, — и еще один подбежал…
— Извозчик Дыбов, нумер 327, помог нам. Готов показать, у ворот дожидается.
— Успеем… что еще за ними есть?
— Словесное оскорбление, — городовой показал пальцем вверх, — Их Величества. Одна из их девиц.
— Вот как, — пристав покачал головой с совсем опечаленным видом, впрочем, больше для виду, чем в действительности сочувствуя задержанному. — Что ж вы, молодежь, таких девиц себе заводите? Статья двести сорок шестая Уложения о наказаниях, до восьми лет каторги… Также и арест для бывших свидетелями, но не препятствовавших… впрочем, может быть смягчение, я ведь так понимаю, что сквернословившая девица была так же пьяна, как и все в вашей разудалой компании?
— Да вы что? Какая каторга? Да не было такого!
— Не было? — пристав снова полуобернулся к городовому.
— Было-с, и свидетели есть. Так и сказала — кгх-хм, — городовой кашлянул, — я вашего царя.
— Так это бабка какая-то высунулась, когда нас уже вели, говорит, это, блин, ну да, говорит — вы без царя в голове! Это бабку послали! А… а… а при чем тут царь? Вы шутите, да? А можно мне позвонить? Родителям? У меня же есть право на звонок, я знаю!
— Да-с, молодой человек, как все грустно получилось. Никак теперь не могу вас отпустить, а уж девиц-то ваших… да-с… А колокольчик я вам, конечно, могу дать, да что толку-то?..
Посмотрев еще раз на задержанного студента, пристав побарабанил пальцами по столу.
— Так что же… Родителей мы ваших известим о ваших подвигах. Об учебе в университете, пожалуй, теперь забыть придется. Нехорошая-с история!.. Что ж, препроводите его обратно, побеседуем теперь со вторым героем битвы с девицами при поленнице…
Второй герой, в отличие от первого, успел пригладить растрепанную прическу. Введенный в кабинет пристава он, впрочем, повел себя довольно странно: вытянул руки по швам куцых панталон, коротко дернул головой и попытался даже щелкнуть каблуками, однако же у его сандалий, видимо, ранее использовавшихся в театральной постановке в античном стиле, каблуков не было, и выглядело это весьма смешно.
— Извольте садиться, — пристав указал ему рукой на стул. — Что же вы нам скажете, любезный?
— Искренне раскаиваюсь, хочу послужить Его Величеству!
— Вот как? Что ж, это весьма похвально, молодой человек. Что же вы только раньше-то себя так неразумно вели? Дурная компания-с, напились, девицы эти… Да вы садитесь, садитесь. А что же вы стоите-то?
Усевшись, студент заговорил, торопясь:
— Как только к вам попал, сразу решил помочь, — он весь подался вперед. — Это же небывалый случай!
— Вот как? — пристав пожал плечами. — Да, ранее я вас в наших славных стенах не видел. Но что же это вы — пока не попали к нам — не хотели вести себя достойно? Огорчу вас: в выпивших студентах, увы, нет ничего небывалого-с. Все отличие вас от прочих — так это единственно ваш совершенно непристойный вид. Ранее студенты с желтобилетными девицами дезабилье по московским улицам не бегали-с.
— Вы не поняли, я не это хотел сказать…
— А что же?
— Можно мне на бумаге? Я все напишу. Информация особо важная.
— Особо важная? Что ж, вот вам перо и бумага, — пристав придвинул студенту письменный прибор и лист сероватой бумаги, — изложите на бумаге, я не против.
Задержанный потянулся к вставочке с пером, потом замялся…
— Что ж так? Берите, пишите… Или руки дрожат после вчерашнего-то?
— А можно мне карандашом писать?
— Карандашом? Да сколько угодно-с, — пристав открыл ящик стола, вынул карандаш и протянул его студенту. — Пишите карандашом…
Писал студент недолго, хотя и странным образом: дойдя уже до половины своего изложения, он стал исправлять и дописывать буквы в написанном ранее, потом продолжил вновь, время от времени снова вписывая то тут, то там отдельные буквы. Закончив, он старательно подписался и спросил, подняв глаза от бумаги на сидевшего перед ним пристава:
— Число какое ставить?
— Число? Сегодняшнее, какое же еще — двадцатое июня.
— А год?
— Что же вы пили-то, а? И сколько? Вы что, год позабыли-с?