Выбрать главу

— Хорошо.

— Через три квартала, за поворотом, горячий яблочный пирог с корицей. Ты ведь любишь? И свежий кофе. Зайдем?

— Откуда ты знаешь? — удивилась Инна.

— Чую, — усмехнулся он. Тонкие крылья носа чутко дрогнули, Инне почудилось, что и сам нос удлиняется, вытягиваются скулы, обрастая рыжей шерстью. Инна торопливо отвела взгляд.

— Ты бы знала, как это здорово, — неожиданно возбужденно сказал Сережа. Легонько сжал Иннино плечо. — Так чуять запахи. И вкус. Тысячи новых оттенков. Как будто ты видел мир черно-белым, как в старинных фильмах, а потом вдруг прозрел. Это так красиво. Так восхитительно вкусно. Как свежеиспеченный яблочный пирог по сравнению с засохшей коркой хлеба. Понимаешь?

— Наверное, — осторожно ответила Инна. Когти впивались в ее плечо, но она еще надеялась на возвращение руки.

— И бежать. Так здорово — бежать. Ветер и небо. И кажется, что твои ноги вертят землю, а потом она начинает вертеться под тобой сама. И понимаешь, что в этом смысл и другого не надо…

— Мама напишет мне разрешение на досрочную инициацию, — неожиданно для самой себя сказала Инна.

— Здорово! — Когти еще сильнее впились ей в плечо. Посмотреть на Сережино лицо Инна уже не решалась. — Здорово! У тебя все получится. Это просто. И мы сможем по-настоящему быть вместе.

— А разве мы не…

— Все эти слухи о наследственности — брехня. Ты сможешь стать кем захочешь. Тем более, у твоих родителей смешанный брак. Это облегчает возможность свободного выбора.

— Мой папа был человеком, — сказала Инна. — Генрих — просто отчим.

— Да?

— Разве ты забыл?

— Неважно. Не очень важно. Полно случаев, когда люди в инициации уходили за любимыми, а не родителями.

«А ты? Почему ты тогда не подождал меня?» — хотела спросить Инна, но не успела.

На соседней улице раздался короткий вой — трепещущий хрипловатый призыв. Инна дрогнула. Мурашки покатились по позвоночнику. И почувствовала, как задрожала, тяжелея, уже совсем не рука, а лапа на ее плече.

— Извини, — хрипло сказал Сережа. — Я сейчас. Я вернусь. Подожди меня.

Инна выждала минуту, прежде чем обернуться. Улица за ее спиной была пуста.

Через несколько мгновений вой повторился и второй голос, более низкий и нетерпеливый, ответил ему. Голос, рожденный уже нечеловеческой глоткой.

Начиналось время оборотней, когда неинициированным людям запрещалось находиться на улицах.

Инна испугалась. Она никогда не оказывалась в это время так далеко от дома.

Он вернется. Он обещал…

Инна опасливо оглядела пустынную гулкую улицу, заметила приоткрытую дверь кондитерской, до которой они с Сережей так и не дошли, и нырнула туда.

Наверное, яблочный пирог был прекрасен, но Инна сейчас не различала вкуса. Она рассеянно ковыряла ложечкой остывшие яблоки, щедро посыпанные корицей. Первый глоток кофе показался слишком горьким, второй — водянистым.

— Извините, мы закрываемся, — круглолицая официантка склонилась к Инне. Между кружевных оборок чепчика нетерпеливо подергивались треугольные кошачьи ушки. Официантке хотелось на волю — рабочий день закончился, начиналось ее время.

— Конечно, простите, — смутилась Инна.

Стеклянная дверь со щелчком захлопнулась за Инной, быстрая серая лапка припечатала изнутри табличку «Закрыто».

Улица по-прежнему была пуста, но тишина теперь наполнилась эхом шагов, невнятных голосов, похожих больше на рычание и тявканье…

Инна торопливо зашагала по направлению к дому. Пронзительная трель телефона заставила ее вздрогнуть, она даже не сразу поняла, что звенит в ее сумочке.

— Инна! — мамин голос дрожал от волнения и гнева, то приближаясь, то удаляясь — в противофазе с уличными звериными голосами. — Где ты, Инна?

— Мам, привет, я…

— Ты на улице?

— Да, я…

— Ты с ума сошла?! Где, где — на какой улице?

— Сейчас, — Инна огляделась, щурясь в сумерках. — Вот, улица Красных гиен.

— Ты совсем с ума сошла! Инна, слушай меня — немедленно лови такси и домой! Поняла? Ты поняла?!

— Да, мам, сейчас.

Инна ускорила шаг. Ей передалась мамина тревога.

Она шла так быстро, как могла, жадно глотая холодный вечерний воздух. Хотелось побежать, но Инна знала, что этого делать точно нельзя. И бояться — нельзя. Они чуют страх.

Эхо гулко перекатывало звук шагов, было не разобрать — вплетаются ли в него другие звуки, или нет… В подворотнях мелькали серые сгорбленные тени. Когда одна из них метнулась наперерез, Инна отпрянула в сторону — и тогда услышала мягкий топот шагов за своей спиной и цоканье когтей по асфальту и увидела, что позади крадется несколько таких же гибких и бесцветных теней.