Смысл был в том, что у тебя вынимают мозг и кладут его в холодильник. Тело кладут в другой холодильник. А потом, когда наступает необходимость, тебя составляют заново и запускают… Я не очень разбираюсь в тонкостях, но в передаче говорилось примерно об этом.
Потом я бухал. Беднел. Опускался. Такое случается, когда человеку становится все равно. Это такое начало смерти от ВИЧ — я ждал, когда мне станет плохо. Одна измена в командировке, и ты труп… Один перепихон в поезде, и твоя жизнь разваливается. На твоем плече сидит пернатый падальщик с голым черепом и ждет, когда ты предоставишь ему возможность выесть твои глаза. Его зовут СПИД.
Так появилась причина отдать свое тело людям в белом… Ведь так выглядит рай? Много людей в белом?
Да. Я был идеальным вариантом: у меня не осталось родных, единственный человек, который меня любил, больше не хотел меня знать. У меня даже рыбок не было…
Они долго беседовали со мной. Я рассказывал им о своей жизни, писал тесты. Все это время меня преследовало ощущение, что я им не гожусь. Ощущение, похожее на то, когда после долгого собеседования тебе говорят: «Мы вам позвоним, спасибо что пришли». Они так и сказали: «Мы вам позвоним». У меня тогда уже не было телефона, и я просто сказал им, как меня найти.
Нет, я не верил, что у меня что-то могло получиться. Очнуться в будущем и вылечиться от СПИДа — это было бы просто мечтой. Начать новую жизнь, жениться на какой-нибудь зеленой женщине с планеты Нибиру и периодически потрахивать ее после дня какой-нибудь интересной работы и какого-нибудь экзотического ужина, который она бы мне готовила.
Нет. Я не верил во все это. Мне просто нужна была комфортная и качественная эвтаназия. Я хотел уснуть навсегда в белой больничной койке от ласкового яда, а не от гриппа в грязной канаве…
Они нашли меня вопреки моим подозрениям. Я сидел на бетонированном берегу реки и кормил чаек заплесневевшим хлебом. Рядом сел человек в плаще и назвал мое имя. Благой вестник…
Опыты, в результате которых происходит смерть, запрещены официально. Но все официальное — лишь ширма для идиотов-гуманистов, которые всегда и всему мешают. Часто науке необходимо преступить мораль, и она делает это незаметно для общественности, чтобы потом эта общественность купалась в ее достижениях. И, купаясь, требовала прекратить научные исследования, чтобы чувствовать себя хозяевами бытия.
Человек в плаще сказал, что они сделают для меня то, чего я хочу. Это взаимовыгодное сотрудничество. Но я должен понимать, что это скорее эксперимент, нежели сервис.
Все, что сказал мне этот человек, было прекрасно. Смерть переставала выглядеть костлявой старухой с ржавой косой и превращалась в нечто более желанное. В миниатюрную брюнетку в чулочках и пеньюарчике, ожидающую моего появления из ванной. Я ответил этому парню, что понимаю все и что мне больше нужна эвтаназия, чем будущее. Он кивнул, назначил мне дату и время, дал пропуск, карточку с адресом, по которому я должен был прийти, и ушел.
Так совершился мой перелет через время. И так, спустя полтысячелетия, я оказался в палате со светящимся потолком, из которой сейчас меня ведут по скучному железному коридору. Очевидно, у криологов все получилось, и я оказался в будущем, которое умещается в две комнаты и коридор. Мечты редко исполняются, особенно если это не мечта, а надежда. Теперь я точно знаю, что у меня никогда не будет зеленой бабы с планеты Нибиру и копченых марсианских червей на ужин. Я не рассчитывал на это, и этого не произошло. Просто меня откачали, и ко мне пришел Смит Сандерс — бородатый чел в очках и белом халате. Он сказал: «Zdravstvui, Daniel».
Потом Смит много еще чего рассказал. Сейчас я понимаю, что этому не обязательно верить. По словам Смита, прошла глобализация культур, и теперь все говорят на английском языке, и в паспорте у всех отсутствует графа «национальность». Он сказал, что поверхность планеты непригодна для жизни. Человечество немногочисленно и ютится под землей, как крысы в норах. Все, как в смешных фантастических фильмах.
Смит сказал, что я — последняя опора и надежда человечества. Меня заморозили в XXI веке, и опыт удался. Таким образом, я оказался первым, кто осмелился поступить с собой таким образом.