Но телеящик и интернет привели к отдалению от литературы как источника, наделённого знанием о мире, даже в России разрушился режим «литературоцентрической» культуры, её «врагом» выступает «особая прагматическая культура, предпочитающая оценивать источники информации и выбирать приоритетные».
А вот в шестидесятые годы XX века частенько именно НФ и была «приоритетным источником информации» — научной (псевдонаучной), технической и социальной. НФ создавала, а затем упорядочивала информационный хаос — и не только в голове подростка! А уж в школьном классе обязательно находились несколько любителей НФ, и уже из них впоследствии выделялся школьный «знаток» физики, химии, математики. В институтской общаге на прочтение интересной НФ-новинки образовывалась очередь, скучную и глуповатую фантастику «разделывали под орех», но и её предварительно прочитывали. Как давно всё это было…
Тихое вторжение IT я наблюдал на примере собственной семьи: сын, выросший среди книжных стеллажей, запоем читал только до знакомства с возможностями компьютера. Со временем спорить бесполезно, безо всяких восторгов с моей стороны был приобретён PC, и тут чтению вообще пришёл конец. Но вот какая штука — первоначальный импульс к познанию всё же был получен от литературы, и развитие его (уже с помощью других источников) кое к чему «хорошему» привело. И ставший «руководителем среднего звена» сын никак не может понять, почему приходящие в его фирму молодые специалисты такие «тупые»…
Вопрос «кто виноват?» даже не ставится — «бег часов не остановишь», но вопросом «что делать?» задаться придётся. «Общая ситуация с общеобразовательным уровнем молодой читательской аудитории ухудшилась настолько, что хоть возвращайся в XIX век», — пишет автор многих научно-популярных и научно-фантастических книг Антон Первушин, давно уже имплицитно ведущий борьбу за «возрождение НФ». Полностью согласен с ним, «что с учётом общего падения уровня культуры мы возвращаемся в ситуацию начала XX века, когда есть необходимость в разъяснении, как оно всё устроено…Лучшая форма для этого — „занимательная наука“…» Сам писатель предпочёл бы работать «на границе жанров, писать особую литературу, которая на заре XX века появилась в виде НФ-очерков, а ныне именуется научно-популярной реконструкцией». Но дело-то в том, что «…ни издатели, ни критики в современной России пока не готовы встретить возрождение „занимательной науки“». Особенно не готовы читатели, и не «пока» — нынешний «балласт» читать вообще не заставишь! Необходима долговременная целевая программа возрождения прежде всего интереса к чтению (хотя бы «электронному»), возрождения сначала «занимательной» а затем уже «просто» науки. Короче — национальный проект «Чтение и жизнь»!
Константин Фрумкин
Ключи от Новосибирска
(План антиутопического романа)
Если бы я был писателем-фантастом, я бы написал мрачный роман, в котором России предстоит проигрыш в войне, может быть, не кровопролитной, но чрезвычайно серьезной по своим геополитическим последствиям, — скажем, в ходе этой войны стране предстоит утратить огромные территории, и она перестанет быть тем, чем была. Скажем, она утратит всю свою азиатскую часть, а может быть, еще и северный Кавказ — и вообще, результаты этой катастрофы многими будут восприниматься как полная гибель. Разумеется, это может быть война с Китаем, но лучше о противнике не говорить ничего определенного, пусть он будет некоей условностью — хотя всё равно все будут думать, что автор намекает на Китай.
В романе может быть и детективная составляющая, но все же главное в нем будет — разговоры, диспуты между героями, которые пытаются осмыслить надвигающиеся на них события. Потеря страны, потеря почвы над ногами, потеря перспективы, потеря источников всякого смысла — с этим надо что-то делать: найти способ «сбежать» от реальности или найти возможности и силы ей противостоять.
Разумеется, найдутся умники-космополиты, которые будут говорить, что именно теперь, когда принадлежность к своей стране становится сомнительной, мы должны осознать свою принадлежность к человечеству, осознать себя гражданами мира. Будут цитировать Шиллера, сказавшего: «Я рано лишился родины и предпочел человечество». Таким образом, будет преодолен соблазн национализма, делающего акцент на наименее конструктивных элементах национального — а именно на тех, где отечество противопоставляется внешнему миру.
Слова космополитов вызовут резкие возражения. Знатоки социальной психологии будут предостерегать, что даже для человека, привыкшего к уединению и «внутренней эмиграции», потеря государства не является такой уж невинной вещью. Государство скрепляет сообщество, говорящее на одном языке, и без него язык обречен сначала на порчу и размывание, а потом и на исчезновение. Государство делает культуру нужной самой себе: ибо только в организующем собственную жизнь сообществе у человеческих усилий появляется хоть какой-то смысл, кроме самого прагматичного и ближайшего. Общество генерирует смысл жизни индивидов, которые без него превращаются просто в куски мяса, заботящиеся о своем биологическом выживании. Перспективы государства для всякого человека символически воплощают наличие перспектив вообще, и поэтому конец государства будет означать для всякого его гражданина отсутствие всякой жизненной дороги, отсутствие надежды, — а ведь невозможно жить, не имея веры в будущее! В конце концов, величайшее удовольствие, которое дано человеку, — высказать свое мнение и увидеть, что твои слова выслушиваются и чего-то стоят. Иностранная оккупация страшна не невозможностью высказаться, а незначимостью высказывания на своем языке, превращением человека в бессловесное существо, исчезновением власти у слов. Социальные лифты, социальные статусы нужны не для стяжания женщин и богатства, а для того, чтобы само слово было значимо.