— Ну, просто о здоровье спросить, он о Женьке всегда…
— И ты между прочим сказала ему, что Женька, добрая девочка, проявляет участие к бедному родственнику из деревни.
— Ну, да, сказала, а что в этом такого, это правда… что ты так смотришь?… Неправда!
— Что неправда? Я ведь ничего не сказал. И потом, это все-таки, может быть, из-за меня. Я же следователю говорил тогда, что он приехал, — это все равно бы узнали, — что живет у нас; может быть, и этого уже было достаточно. Не будем, Мила, обвинять, подозревать друг друга. У нас же никогда такого не было. И мы этого не сделали, просто… просто мы оба этого хотели. Постараемся жить, как прежде, до него. Он мне тут последнее прости прислал! Смотри, какое: «Дядя, милый дядя, я вернусь, милай, и ты увидишь небо в алмазах. И отдохнешь». Видишь, твои культурные усилия не пропали даром.
— Он… он вернется?
— Это вряд ли. Оттуда не возвращаются.
* * *«Привет, Витька.
Чего-то тебя не поймать — вот, вмылю пока. У меня все нормально. Из института ушел, строю свою этажерку в натуре. Правда, урезанную: второй ярус похерили, оставили один, козлы. Экономы. Я пытался доказывать, что двухуровневая ничего не решит, но мне тут малость подгадили — то есть, даже не малость, а очень прилично… но это долго рассказывать, — так что на мои расчеты теперь никто внимания не обращает и доводов не слушают. Ну и черт с ними. Упрутся в очередной раз рогом — дойдет. Так что строю пока то, что можно построить здесь и сейчас, а там видно будет. Зато в деньгах мало-мало выиграл; дело тоже не последнее, дочку в Англии учить — сам понимаешь. Жизнь, конечно, несколько другая, но ничего, попривык, молодость вспомнил, да и меньше жирных морд вижу, для души польза. Как твои дела? Я в сети видел, шевелятся у вас там с автолетами-то. Вот перейти бы тебе в такую контору, — нет возможностей? Или уже другие идеи?
Ну, не исчезай.
ИЖ»
* * *«Ты злой, Гуня, какой ты… Нет, неправда, ты не злой, ты ожесточенный, как зверь затравленный, готовый кинуться на любого, и ты кидаешься на тех, кто о тебе заботится, кто тебя… жалеет. Ты ведь совсем не злой, Гунечка, ты благодарный, ты добро помнишь, животных любишь, потому что люди к тебе были жестоки, и ты им всем хочешь отомстить, и мстишь совсем, совсем не тем… И они на тебя охотятся… Ты, конечно, думаешь на моих, на отца — нет, Гуня, это не он тебя сдал. Я знаю тебя, ты мне не поверишь, и злобу затаишь, и мстить будешь, но это не он. Почему ты такой озлобленный, Гунечка? Ты довел моих, отец курит и не спит, мама плачет, они ссориться начали! Этого никогда, никогда не было, у нас дома всегда было так тепло, и всегда можно было придти и рассказать, и от тебя не отмахнутся и… и не предадут. Ну, мсти мне, храни на меня злобу, узник замка If. He могла я больше смотреть, как ты с кривой усмешечкой доводишь их, портишь им работу, настроение, жизнь. За что, Гуня? За что? Ведь они тебе ничего, кроме добра… — сколько же в тебе злобы, Гуня, — всю жизнь копил, всю жизнь брошенный, обиженный, никому не нужный… А я тебя не брошу, Гуня. Я тебя предала им, но я тебя им не отдам. Я тоже пойду к ним, сама. Пойду-пойду, не смейся, и никто меня не удержит. Не в рядовые пойду, я буду подготовленная, им такие нужны, которые умеют и думать, и драться… ну, и не страшненькие, они страшненькие сами. Но я тебя все равно у них найду. И вытащу, вот увидишь… Меня дед все подальше старается отправить. Все соблазняет-покупает Франциями и Америками… А я поеду, мне надо. Только не то, что он думает. Он думает, я нормальная шестнадцатилетняя идиотка, он вообще всех считает дураками — и правильно! Пусть покупает, не купит. Не такая уж я дурочка. Вот, в конкурсе поучаствовала, с Божьей и маминой помощью неплохо прошла, в Англии поучусь. Я пишу на твой секретный ящик. Я знаю, ты все равно сумеешь до него добраться и когда-нибудь прочтешь. Ты думаешь, ты один такой гениальный, что ко всем вломиться можешь? А вот и я к тебе в ящик залезла, и посмотрела эти твои дела — да! Я не все там поняла, но я поняла, что если я тебя сейчас не остановлю, то потом тебя уже ничто и никто — и ты погибнешь, ты станешь таким же, одним из них — ну, ненавидь меня, проклинай, мсти мне. Как хочешь… Я только надеюсь и… Бога молю, чтобы тебя не долго там продержали и скорей оттуда забрали — я знаю, они и не скрывают, что суда не будет, он как бы откладывается, и всех таких забирают в ОСБОНы и ОБСТы. Я хорошо буду знать сеть, Гуня, поеду учить ее в международный центр, какие у нас всё создают и всё никак не создадут. Я хорошо ее выучу и я найду тебя у них. Нет, Гунечка, я не гениальная, я твои пароли не взламывала и защиты не обходила, я просто надела банданчик — ты еще тогда так презрительно скривился, не помнишь? — села в стороночке и записала все, что ты делал. А потом, даже и не думая понимать, просто повторила. Не сразу, но, видишь, получилось, я упорная. И я вошла к тебе. И тоже не все поняла, но поняла главное: надо спешить, а то будет поздно, ты пропадешь… Гунечка, миленький, прости меня!.. Я знаю, знаю… не простишь. Я тоже оказалась из этого мира, который у тебя всю жизнь всё отнимал и вот теперь отнял последнее. И я Брут. Не простишь… Маугли, миленький, но нельзя же всю жизнь жить волком, выть волком, быть волком… Я овца? коза? Ну зарежь меня, съешь меня — но нельзя, Гунечка!.. Все, не могу больше писать, не буду больше… Я СПАСУ ТЕБЯ, ГУНЯ!»