В гардеробе для сотрудников госпиталя я переоделся и поднялся в свое отделение, не встретив никого из знакомых. Постучав в дверь начальника, услышал раскатистое приглашение войти.
Танака-сан был не один — на жестком стуле у стены сидел Такэо Сато, наш интерн. Судя по картонной папке с историей болезни, пришел он за консультацией по наблюдаемым пациентам или же с регулярным отчетом. Вторая такая же папка лежала раскрытой перед самим господином Танакой.
— Прошу прощения, Танака-сан, что отрываю вас от важного дела, — начал я, поздоровавшись и останавливаясь у дверей в ожидании разрешения пройти дальше, — но я вынужден обратиться с личной просьбой…
— Ба! — воскликнул господин Танака. — Каи, я уж обрадовался, подумал, что ты не стал использовать второй выходной и завтра выйдешь на работу! А ты наверняка приготовил мне неприятный сюрприз… Ну, проходи, садись, рассказывай!
Я занял предложенный стул напротив Такэо-кун[7], раскрыл саквояж, одновременно начав говорить.
— В общем, что тут долго объяснять, господин Танака… Отец прислал сегодня телеграмму, сообщив, что неважно себя чувствует и требует моего приезда к нему с невестой… — я протянул начальнику бланк с вертикально наклеенными полосками текста. — Как вы знаете, отпуск в этом году я не использовал, а в прошлом году отдыхал всего лишь неделю. Плюс за весну и первую половину лета у меня накопилось восемь отработанных выходных…
Пока я бормотал, Танака-сан успел пробежать глазами телеграфное сообщение, которое, по всей видимости, его нисколько не насторожило. Во всяком случае, он аккуратно его свернул и вернул мне.
— Ну-ну, доктор Гото! Все мы знаем вас как добросовестного работника, так что незачем лишний раз извиняться и уговаривать меня пойти навстречу. Вы хотите отпуск? Сколько? Неделю? Десять дней?
— Я бы хотел три недели, Танака-сан, — пришлось ответить мне.
Начальник в замешательстве снял свои круглые очки, подышал на стекла, похлопал по карманам в поисках носового платка. Я видел, что он всего лишь пытается выиграть время.
— Доктор Гото, вы должны понимать, что Хадзуки[8] — горячая пора для нашего отделения! Сезон отпусков, многие нарушают диету, большое количество обострений хронических заболеваний… Вот вчера снова привезли пациента с панкреатитом! — Он постепенно повышал голос, считая, что овладел ситуацией и борьба со мной разовьется в пределах уже определенных им границ. — О каких трех неделях может вообще идти речь? Кто будет вместо вас работать? Доктор Миямото тоже не был в отпуске, однако не жалуется!
— Миямото Мито в прошлом году отдыхал две недели, а в Кисараги пять дней проболел ангиной! — вставил я.
— А Кэндзабуро Оичи? Работает, как крестьянин в рисовом поле — не разгибая спины! — возмутился Танака-сан. — Или он тоже болел ангиной?
— Нет, — пришлось признать мне. — Доктор Оичи так же ежедневно работает в отделении, как и вы сами, сэнсей! — Но, не успел господин Танака насладиться победой, как я скромно добавил: — Но Кэндзабуро, в отличие от меня, не собирается жениться. Как вы помните, Танака-сан, у него уже двое взрослых детей. А мне скоро тридцать четыре, и я возымел смелость полагать, что заслужил право на создание семьи.
На Такэо было жалко смотреть. Застыв, словно мраморное изваяние, он, кажется, и дышать перестал, боясь обнаружить свое присутствие во время спора подчиненного, каким являюсь я, и непререкаемого авторитета клиники в области болезней желчевыводящих путей доктора Танаки.
Начальник крякнул, осознав свою ошибку, но единственное, что он смог позволить для демонстрации превосходства своего положения над моим, это назвать по имени, опустив неизменное «доктор».
7
В данном случае суффикс −кун свидетельствует о восприятии названного лица, как равного себе, коллеги по работе.
8
В Японии названия месяцев имеют собственные названия. Хадзуки (месяц листвы) примерно соответствует августу, Кикудзуки (месяц хризантем) — сентябрю. Упомянутый далее Кисараги (месяц смены одежды) — февраль.