— Ты с ума сошла! — я попытался от нее отодвинуться, но Юрико успела уцепиться за штанину. — Возьми себя в руки!
— А если я не хочу? — со спутанными волосами, с расширенными до самых белков зрачками, она нисколько не напоминала ту юную первокурсницу, что я впервые увидел весной в стайке девушек, проходивших с ознакомительной экскурсией по нашему отделению. Сейчас она вела себя, как вязкая портовая шлюха. — Если мне уже плевать на все? — продолжила она, дохнув на меня смесью перегара и запаха свежего алкоголя. — Вот я хочу и требую! Ты решил надо мной свои эксперименты ставить, а я над тобой свои буду делать! Интересно, сколько раз ты способен трахнуть меня за сутки? Спорим, больше трех не получится?
Я ударил ее раньше, чем успел подумать. Ударил неловко — она лежала правой щекой на футоне, и моя ладонь, скользнув по ее левой щеке, задела нос. Брызнувшие ярко-красные капли оросили несвежую простыню.
— Ты меня ударил…
Юрико медленно садилась, зажав нижнюю половину лица. Я встал и привычно-осторожно, держась вдоль стены, где доски пола почти не скрипели, направился в ванную. Вернувшись с влажным полотенцем и комком ваты, я оттер ее лицо, руку, затампонировал ноздрю. Юрико была так поражена произошедшим, что подчинялась безропотно; голова ее поворачивалась под моей ладонью словно на шарнирах.
— Прости, — повторял я шепотом, делая свое дело, — это вышло совсем нечаянно. Только не нужно говорить глупостей, и все будет хорошо. Мы с тобой одни, — продолжал я, — и никто в целом мире нам не поможет. Только ты и я — больше никого нет. Если ты не будешь меня слушаться, если перестанешь мне помогать — я умру. А когда умру я, то вскоре умрешь и ты — это неизбежно. Понимаешь? — спросил я, сжав ее подбородок и принуждая смотреть мне в глаза. — Слышишь, что я говорю?
Она свела глаза, пытаясь рассмотреть раздувшийся от ваты нос, и ничего не ответила. По-моему, она даже меня не слушала. Во всяком случае, я вдруг почувствовал, как ее рука скользнула по моему животу, начав втискиваться под веревочный пояс штанов.
— У тебя совсем мозги набекрень! — я выпустил лицо Юрико из ладони, и она тут же подвинулась ко мне вплотную, запуская руку ко мне в штаны еще глубже. — Ты понимаешь, что нам нельзя этим заниматься? Совсем нельзя! Личинки могут разлететься с кровотоком по всему организму: в сердце, в легкие…
— Плевать, — пробормотала она сквозь зубы. — Хочешь, ударь меня еще пару раз — мне понравилось. Оказывается, это совсем не больно, когда тебя бьют — будто холодной водой в лицо плеснули!
Глаза Юрико прикрыла не до конца — сквозь ресницы просвечивали белки. Из ноздрей у нее торчала вата, и от этого она говорила, часто прерываясь и втягивая ртом воздух. Разумом я не хотел ее нисколько, но мужское естество против воли отозвалось на нетерпеливые движения ее руки. Даже если она сошла с ума, подумал я, что я теряю? Скорее всего, мы действительно умрем здесь оба, так не должен ли я удовлетворить ее маленькую прихоть? Даже приговоренные к смерти, говорят, имеют право на исполнение последнего желания…
Я толкнул Юрико от себя, и она с готовностью повалилась на спину, потащив меня за собой.
У нас ничего не вышло. Не прошло и нескольких секунд, как ее руки, лихорадочно гладившие мою поясницу, вдруг замерли.
— Стой, — сказала она.
— Что? — я качнулся еще дважды, но Юрико так напряглась, что продолжать уже не смог. — Что случилось?
— На спине, — ответила она.
Перед глазами медленно рассеивался красноватый туман, и когда до меня дошло сказанное ею, то преисполненное еще мгновение назад полнотой и силой, выскользнуло наружу жалким обмылком.
— Не может быть, — сказал я, привставая.
— Точно. Прямо под пальцем!
Она держала его плотно прижатым где-то рядом с позвоночником. Заведя руку за спину, я попытался нащупать то, что уже нашла она, и никак не мог — кожа натягивалась, мышцы напрягались, и подозрительная находка исчезала.
— Пошли в ванную, к зеркалу, — приказал я.
Там мне пришлось убедиться, что Юрико права — под кожей, но довольно глубоко, с трудом прощупывался червь примерно полутора сунов длиною. В каком направлении он движется и движется ли вообще — понять было невозможно. Но зато стало ясно, почему меня с самого утра беспокоила поясница.