Мы, наверное, полпути прошли, когда ваш траспортник, поднимаясь, взвыл на всю округу. Оу-воу-ву! Садился тише, ей-богу.
Дернуло меня, чуть не развернуло, но я сдержался.
Вспомнилось мне вдруг, как впервые вас увидел. Помните, Элизабет? Год, четыре месяца и семнадцать дней назад, осень, неурожай…
Мы с Хосе сидели на земле перед домом, тощие, желтокожие, желтоглазые, только-только от трясучки отошли, волосы — колтуном, плечи ходят, зубы стучат. Вот бы Алексу Стенсфилду увидеть! После трясучки дня два-три ты похож на бревно. Только что двурукое да двуногое. А в голове — звон, ни одной мысли. Сидишь, значит, и пустоту взглядом щупаешь. Натуральный этот, мертвец оживший из ваших фильмов.
Сестра Хосе, Альса, перед нами в костерок кислицы накрошила. Считается, что от нее быстрее в себя приходишь. Если обкуренный.
У Сагранья, помню, куры еще были, квохтали, как одурелые, в своем загончике. Через месяц, правда, передохли все. Солнце пекло. Старик Маноло качался под навесом в скрипучем кресле. Детишки стайкой бегали из одного конца деревенского в другой, в «прокати» играли. Хосе мне лбом в плечо уперся и заснул. У меня тоже глаза слипались, и я то проваливался в темноту, то вновь оказывался в кисличной дымке с канавой по правую руку и курами по левую.
А один раз разомкнул веки — прямо передо мной фургон стоит: колеса большие, повышенной проходимости, крест на борту красный намалеван, стекла мутные, сзади лесенка откинута. И вы по ней. То ли спустились, то ли слетели.
Как ангел.
На вас был белый с синим комбинезон, застегнутый под горло. Вокруг тут же дети заскакали, выпрашивая еду. Альса что-то возмущенное крикнула. Куры эти…
А вы подошли ко мне, ладошкой подбородок подняли, волосы с глаз второй ладошкой убрали. «Как тебя зовут?», — спросили. Говор у вас был смешной. Чистый очень. Видимо, учили где-то у себя по книжкам. Мы все больше окончания глотаем. «Ин на хоста?» звучит у нас как «Ин на хос?». А на Рио-Нуво и вовсе как «Ин а хо?»
Но я все рано ответил. Улыбнулся и ответил: «Мигель, сеньора ангел». Потому что как это, не ответить ангелу?
«Очень приятно, Мигель, — сказали вы. — Меня зовут Элизабет. Элизабет Кавендиш. Я — врач».
Потом Хосе проснулся, и вы ему руку подали: «Элизабет». Только он не понял ничего, замотал головой. «Мигель, — снова обернулись вы ко мне, — я могу вылечить тебя и твоего друга от лихорадки. Ты хочешь вылечиться?». И я сразу захотел. Тогда вы укололи мне палец, а затем выступившую каплю крови ловко всосали каким-то приборчиком.
Может быть, тогда вы мою «оло» украли?
Хотя, конечно, что я такое мелю! Вы не думайте, это я от радости совсем дурной…
Вот увидел вас вчера, и что-то словно просыпается во мне, вспоминается вроде напрочь уже забытое, за письмо вот сел. В пятницу одноглазый (Энрико, то есть) едет в Чейясу, там есть почтовое отделение, так я с ним и пошлю, чтобы он отправил. Адрес я с визитки вашей списал. Кабела, Каро-Гранде, Институт биотехнологических исследований и медицины. Это где-то к северу от нас, а точнее не знаю. На конверте я вывел печатными буквами: «Элизабет Кавендиш лично в руки». Так что, думаю, дойдет.
Тут мне вчера приснилось, будто в больнице лежу, а вы надо мной склонились и ласково так говорите: «Все будет хорошо, Мигель. Потерпи». А может, это и не сон был. Я теперь, наверное, многое вспомню. Так мне кажется.
А вернулись мы в деревню нормально. Что мне теперь делать — только ждать. Ваш Мигель.
Письмо второеЗдравствуйте, Элизабет.
Прошла уже неделя, а от вас нет никаких вестей. Нетерпение заставляет меня кусать пальцы. Где вы, Элизабет?
Я не верю, что вы меня забыли. Я помню, вы называли меня «уникальным Мигелем». Наверное, это не просто так. Видимо, вас держит ваша работа.
Вчера я раскопал свой тайник. Под домом, ближе к левому углу. В скучной жестяной коробке хранилось все мое состояние — двести полученных от вас долларов, и я взял их все. Я думаю как-нибудь добраться до Каро-Гранде.
Мне снятся странные сны, Элизабет. Мне снится, что в моей руке мачете. Мне снится обезумевший Хосе. Мне снятся винтовочные выстрелы, хлесткие, звонкие, от которых мое тело изгибается и раскачивается в гамаке.
Мне кажется, я помню себя мертвым.
Я сказал об этом Альсе. А она стала смеяться, как припадочная. «Это весело, Мигель! Очень весело! Ты — мертвый!» А Рубен Тамарго, расчесывая бороду, заметил, что такой сон означает близкую встречу. «Ты знаешь, с кем хочешь встретиться, Мигель?».