– Да…
И прохладные пальчики – в ладонь, и гибкая талия – под руку, и аромат – в голову… Краснов не помнил больше никаких подробностей того вечера совершенно. Помнил только, что проводил Полину и пошёл бродить по городу, хмельной от восторга.
Они уговорились встретиться через день.
А назавтра полк, в котором служил подпоручик Краснов, отправили на фронт.
И вот сейчас Поленька там, за спиной. И всё несбывшееся, всё отмечтанное и запертое во времена оны на замок снова берёт его прохладными пальчиками за запястья.
* * *Зяма Биток спал чутко – приобрёл эту привычку за беспокойные годы под Лёвиным началом. Ворвавшийся к Зяме посреди ночи вестовой не успел ещё, закончив короткий доклад, отдышаться, а Биток был уже на ногах, одет и при кобуре с маузером.
– Точно она? – отдуваясь, пытал Зяма вестового. – Обознаться не мог?
– Она, – осенил себя крестом тот. – Такую ни с кем не попутаешь. Мы её сразу узнали, как из дому вышла. А Стае, покойник, и говорит…
– За Стаса потом. Что за Кацнельсона скажешь?
– Так шлёпнули ж его, Кацнельсона.
Зяма сложил в уме фрагменты нехитрой мозаики. Убитый Кацнельсон знался с контрабандистами. Операцию по вывозу Полины Гурвич наверняка организовал он. Значит…
Через пять минут в казармах протрубили подъём. Ещё через час два катера, каждый с дюжиной вооружённых людей на борту, отвалили от портовых причалов и вышли в море.
* * *Краснов столкнул в воду лёгкий остроносый ялик. Запрыгнул на борт и, усевшись на банку, взялся за вёсла. Выть хотелось от боли в простреленном плече и от нехорошего, душу давящего предчувствия.
– Николя! Вы ранены, Николя? – растерянно спросила Полина.
Краснов не ответил. Сжав зубы, он принялся выгребать от берега. Левая рука не слушалась, весло шаркало лопастью по воде, ялик не хотел держаться на курсе, упорно косил влево, рыскал, раскачивался.
– Я не знаю, как вас благодарить.
– Не будем об этом, – Николай, не удержавшись, закряхтел от боли.
Минут десять провели молча. Краснов, теряя силы и кровь, ожесточённо гнал ялик на тусклый свет масляного фонаря метрах в трехстах от берега.
Когда до фонаря остались считанные гребки, Николай свистнул. Ему незамедлительно ответили, луч заметался по воде, нащупывая ялик. Краснов зажмурился, бросил вёсла, поймал брошенный с баркаса конец, закрепил за банку.
– Николя, вас надо перевязать. Вы весь в крови, – ахнула Полина.
– Вы умеете делать перевязки?
– Когда-то умела.
– Ладно.
– Сюда ехайте, – предложил угрюмый голос с баркаса. – Благородие, да ты никак ранен? А это шо за цимес? Готене, то ж баба. Лука, эй, Лука!
Едва оказались на борту, Лука Ставрос ухватил Краснова за грудки.
– Ты кого нам привёз? – грек оскалился, яростно метнулась золотая серьга в ухе. – Кого привёз, спрашиваю?
– Кого надо, того и привёз.
– Одурел? За бабу уговора не было. Баба на борту – к беде! Я выхожу из дела. Твой богомольный дружок, – Лука обернулся к Моне Цимесу, – нас подставил.
– Ша! Благородие, тебе задаток Рувим уплатил?
– Не успел. Убили Рувима.
Моня Цимес хакнул, покрутил головой, сплюнул за борт.
– Божий человек был. И ладно, с мёртвых спросу нету.
– Нету, – подтвердил Лука. – И с нас теперь нету.
– Ас нас есть, – Моня поскрёб щетину. – С нас спрос остался, мы слово давали. Выбирай якорь.
– Ничего я не буду выбирать. Я… – грек отпустил Краснова, обернулся к Моне, сжал кулаки и вдруг, наткнувшись на мрачный, исподлобья, взгляд, осёкся и сник. Таким взглядом Моня Цимес смотрел на человека прежде, чем с ним разобраться. Нехорошим был взгляд, мрачным и стылым, Луку передёрнуло, он закашлялся и отступил назад.
– Зовут вас как, дамочка?
– Полиной.
– Я – Моня Цимес. Благородие шо, знакомец ваш?
– Мы знакомы, – Полина кивнула.
– Ну так и шо вы стоите? Его перетянуть надо.
* * *Изобретение механика Ивана Кулибина, заклятый враг контрабандиста – прожектор – нашёл фелюгу, едва вышли в фарватер. Через мгновение к нему присоединился второй, зашарил по бортам, ударил по глазам стоящего за штурвалом Луку и заметался по палубе.
– Ядрёна мать! – грек заложил вираж, развернул баркас параллельно берегу. – Баба на борту, я же говорил… Суки!
Прожекторы не отпускали, один теперь словно приклеился к фелюге, другой кругами плясал по воде.
– Уйдём, – Моня Цимес с наганом в руке подскочил к греку, приобнял за плечи, заглянул в глаза. – Уйдём, иначе хана.
Лужа не ответил. Заскрежетал зубами с досады, ощерился и рванул штурвал. Баркас заложил новый вираж и устремился в открытое море.