Она не знала обо мне ничего, я о ней – все. То есть, поправил я себя, я знал все о ней, о нас, но не здесь, и об этом я тоже должен был помнить каждую секунду, чтобы не сказать лишнее, не испортить то, что, возможно, сейчас могло начаться между нами.
Я помнил, что сделал Ире предложение через полгода после встречи на автобусной остановке.
Я знал, что не смогу сделать Ире предложение, потому что был женат на Лиле.
Мы взяли на раздаче по чашке кофе и булочке, я заплатил и направился к свободному столику у дальней стены, куда никто обычно не садился, потому что сильно дуло из всегда открытой двери черного хода. Ира поежилась, но не возразила против моего выбора. В полумраке я видел, как она сжала в ладонях горячую чашку.
– Я вспомнила, – сказала она тихим и, как мне показалось, безнадежным голосом. – Вспомнила, почему твое лицо утром показалось мне знакомым.
– Почему? – задал я глупый вопрос, на который, как я полагал, у Иры не могло быть ответа.
– Потому что… – Она помедлила, то ли подбирая слова, чтобы не остаться непонятой, то ли пытаясь понять то, что пониманию не поддавалось. – Потому что мы с тобой познакомились еще в семьдесят третьем. Ты бежал за автобусом, и меня какой-то чертик подхватил, я вышла на проезжую часть и замахала водителю… ты бы видел его взгляд…
Именно такими словами Ира любила вспоминать ту давнюю историю – она рассказывала ее на каждом семейном торжестве.
Текст никогда не менялся, и я продолжил:
– Глаза у него были как два блюдца, будто у андерсоновской собаки.
Мы смотрели друг на друга и молчали. Все уже было сказано.
Утром Ира еще ничего не помнила, в этом я был уверен. Значит…
– Миша, – сказала она и протянула через стол руку. Я пожал знакомые-незнакомые пальцы и сжимал все сильнее, пока Ира говорила. – Утром, когда я поднялась к себе… не знаю, что случилось и почему… вдруг накатило… как объяснить… я вспомнила… вспомнила…
– Свою смерть, – прошептал я так тихо, что сам не расслышал.
– Нет, – она покачала головой, – смерть я вспомнила потом, а в первый момент вспомнила нашу свадьбу, как у меня…
– …упала туфля, когда ты выходила из машины, – подхватил я.
Мы оба замолчали, поняв, что прожитая жизнь была нашей общей жизнью. У нас была общая память, кроме…
– Когда я умер, – тихо произнес я. Почему мне нужно было знать это прямо сейчас? – Что было потом?
Ира ответила не сразу.
– Я прожила еще три года.
– Ты не…
– Я ни для кого не была обузой.
Она хотела сказать, что обузой для нее в мои последние месяцы был я?
– Не думай глупостей, Миша, – пальцы ее напряглись в моей ладони. Она, как всегда, понимала мои мысли раньше, чем я успевал их додумать. – Я хочу сказать… ты это хотел знать, верно?.. Однажды утром…
– Когда?
– Шестого сентября две тысячи тридцать второго. Я встала… с трудом, сильно болели ноги… пошла в комнату к Вите…
Наш младший внук.
– Вдруг все закружилось перед глазами. Наверно, я упала, но этого уже не помню. Стало темно, а потом вспыхнул ослепительный свет, и голос Женечки сказал: «Мама, не уходи». А ты…
– Я?
– Это определенно был твой голос. Ты сказал: «Мы с мамой будем опять вместе». Я ничего не поняла. Не успела. А когда сегодня утром вспомнила… так ясно, будто это было вчера… странно… почему вчера, когда… В общем, это был…
– Последний момент, – пробормотал я. – Больше в памяти ничего не могло сохраниться.
– Не хочу и не буду вспоминать. Не хочу. Не буду. Не хочу.
Она так бы и повторяла раз за разом, я оборвал эту цепочку словами:
– Я вспомнил вчера. Ты вспомнила сегодня. После того, как увидела меня. Значит, это всегда было в нашей памяти.
– Я ничего не понимаю, Миша, – Ира отняла пальцы и прижала их к щекам. – Ничего этого не было. Я сегодня впервые тебя увидела. Как я могу помнить две тысячи какой-то год?
– Но ты помнишь.
– Ты женат, Миша? – спросила она отчужденным голосом.
– Да, – сказал я, помедлив, будто это имело смысл скрывать.
– Расскажи о ней, – потребовала Ира, сцепив пальцы так, что побелели костяшки.
– А… ты? – спросил я и не закончил фразу.
– Я одна. Мужчины… были, но… все не то. Я ждала тебя! – вырвались у нее слова, которые, похоже, она произносить не хотела, но они возникли сами, невозможно было не произнести их, хотя еще сегодня утром она ни сном, ни духом…