– А он почему? Только потому, что русский? Ближе Сибири уже русского не найти?
– Первый чемпион РСФСР.
– Когда?
– Десять лет назад. В двадцать восьмом.
– Давно. За всем не успеваю…
– До сих пор в отличной форме.
– Кто тебе сказал?
– Ляскер.
– Или так…
Допу́стим, в списке Абрама был резон, был.
Ляскер – самый долгий чемпион мира. Правда, бывший.
Измайлов этот – чемпион РСФСР. Правда, десять лет назад.
Лилиендаль этот (венгр, да?), оказывается, чуть ли не дружит с маэстро, поигрывал с ним в кафе «Режанс» ещё до Мировой войны. Знает как облупленного. Между прочим, в кафе «Режанс» Ерохина тогда обыграл. 3:1! Правда, блиц.
Флёр этот (чех, да?) – самый юный победитель на Втором международном турнире. Буквально только что – в Музее изящных искусств. Правда, разделил первое место с кем там…
Короче, сплав молодости и мастерства. Ещё короче, «могучая кучка». Уровень квалификации!
– Венгр, да? Потому что из Секешфехервара, да? Чех, да? Потому что из Брно, да? А Ляскер тогда немец, да? Потому что из Берлина, да?
– Нет, само собой. Ляскер всё-таки еврей. Он и к нам-то попросился – от Вольфа подальше. Еврей, еврей.
– Вот! А ты говоришь! Думай, когда говоришь, Абрам! Или получается, наш мудрый Старец – австрияк, если из Вены приехал, да?
– Само собой, нет.
– А почему нет?
– Он же вернулся. Из Вены. Вернулся – в Россию, на родину.
– Вот! Каждый русский человек с чужбины может вернуться на родину, да?
– Само собой.
– Даже Ерохин, да? С гражданином Ерохиным у нас всё покончено – он наш враг, и только как врага мы должны его трактовать. Но вернуться на родину он может, да? Что молчишь?
– Не молчу…
– Вот! Заметно. Просто думай, когда говоришь. Особенно когда трактуешь и от лица Всесоюзной шахматной организации, и как нарком юстиции… покамест. Подумай над этим, товарищ Крылатко.
– Уже подумал. Они обратились насчёт советского гражданства.
– Они?
– Лилиендаль. И Флёр.
– И?
– Само собой!
– Очень хорошо. Получается, уже товарищи, уже русские. А ты – чех, венгр!
– Я?
– Не ты, не ты. Ладно… А что думает по этому поводу товарищ Ляскер?
– Пока нет, не обратился. Но куда денется?! Работаем…
– Очень хорошо. Работайте, товарищ Крылатко. Не люблю повторять, но повторю: карт-бланш тебе. Хотя… Еврей, русский! Главное – уровень квалификации, да?
– Само собой.
Не запутался, товарищ Крылатко? Что тебе ни скажи – всё тебе само собой!
– Слушай… – Вот теперь с хитрецой, с прищуром. Не бойся, Абрам; я твой щит. – Не знаешь, не помнишь? Как тогда Старец сыграл?
– Во что?
– Не в нарды же!
– Тогда – когда?
– С молодым Вольфом. В Вене. Вольф потом ещё через посла картинку подарил. Акварель. В Музее висит. Сам, говорит, рисовал. Правда, говорит, по памяти.
– А! Где они в кафе? Они же там непохожие совсем. Старец – вообще ничего общего!
– Допустим, Вольф как художник не самый великий. Так что, не помнишь? Ты же тогда тоже вроде в Вене?
– Был…
– И?
– Да проиграл! Ещё воскликнул: «Н-да, это игрок – чег'товская сила!». На двадцатом ходу проиграл.
– А ты, шахматист, подсказать не мог?
Шутка. Подсказывать Старцу?! Пусть и в шахматах?!
Шутку товарищ Крылатко завсегда ценит. Раскатистый смех, напоказ.
Всё, достаточно. Хорошо смеётся тот, кто последний. Вернёмся к нашим…
– Само собой, Князь! А насчёт картинки…
– Насчёт картинки?
– Убрать? В запасники там…
– Зачем? Пускай. Подарок. На память.
На память, да. Старец начинает и проигрывает. Вот разница между ними! Князь – никогда! Тем более, когда начинает. Двадцатый ход, сороковой. Хоть сотый! Даже когда чег'товская сила. Тем более, когда чег'товская сила. И не какой-то там сраный Вольф. Ерохин! Маэстро!
Щэ́ни дэ́да! Такую сильную неприязнь испытываю, что кушать не могу! Папиросу за папиросой, а кушать – нет.
Что сегодня, допустим, на ужин, Спиридон? Калмахи нигвзит. (Нет, по-русски, по-русски!) Форель с орехами. Или так…
* * *Спиридон, да, молодец. Кухарь с большой буквы! Лет тридцать постигал, да? Ещё при царе – в шикарных питерских ресторанах. Сам Старец приветил Спиридона, доверил кухарить в Горках. Особая статья! Ну, а после Старца – Князь. Приложэниэ? Бэз приложэний. Лишь наследник и продолжатель.
Спиридон, допу́стим, неприятный. Внешне. Тсеродэна Цхвири. (По-русски, по-русски!) Ну, Карлик Нос. Неприятный, да. Росточком не удался. Волосики – внутренний заём. Уши волчьи – торчком. Глаза воблые – в кучку. Нос – уточкой, крупной такой уткой… Ворчлив опять же: «Что у меня за специальность такая?! Приготовишь – всё сожрут, и памяти никакой не останется!». Не про Князя, допу́стим. Но при Князе. Про Ближний круг, допустим.