Голова Мэрилинки торчала из пены. Закрыв глаза от удовольствия, она нежилась в горячей ванне, одновременно попыхивая сладкой сигареткой. Губы были в ярко-красной помаде, причёска – как будто только что сделана в салоне красоты. Залюбовавшись милым личиком, он не хотел прерывать ей кайф, но всё-таки вынужден был сказать:
– Вот я и вернулся, дорогая.
Мэрилинка тут же распахнула свои огромные голубые глазищи, уставилась на него, но вместо радостного возгласа завопила от ужаса:
– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а!
Он ничего не понял.
– Это же я, Бобби!
Голова Мэрилинки ушла под воду. Пузыри полопались, полопались да и прекратились. А в центре ванны из-под толстого слоя пены вдруг всплыл беременный живот, весь исколотый рваными кровоточащими ранами. Хет-трика стошнило. Тыльной стороной ладони вытирая рот, он неожиданно увидел, что в руке у него откуда-то взялся большой кухонный нож.
– Нет! – закричал он. – Я этого не делал!
И тут вода из ванной потекла ему на голову…
«Что за жуткое видение. Надо заканчивать с наркотой. А то чокнусь. Как Аналитик». Сквозь водяную завесу он сначала почувствовал, а потом и увидел, что там, в телефонной будке, кто-то есть. Какой-то человек в чёрном. «Не Аналитик ли?» Хет-трик пригляделся. Ему показалось, что в руках у человека в чёрном снайперская винтовка.
– Ли Харви Освальд? – спросил он.
– Ну, ты, Хет-трик, и обкурился, – ответил человек. – А мы тебя обыскались. Пластику сделал. Думал, не отыщем?
Хет-трик догадался, кто это. Но отпираться не стал.
– Как вы меня нашли?
Человек вышел из будки и направил дуло винтовки на Хет-трика.
– Чип в тебе сидит. Думали, ты его вытащил и раздавил. Сигнал то появлялся, то исчезал. Прямо с ног сбились.
Система пожаротушения ангара, разогнав густой марихуановый туман, резко отключила воду. «Грибной дождик» закончился.
– Можно один телефонный звонок?
Хет-трик указал взглядом на красную мобилку, лежащую на столе. Умирать ему почему-то расхотелось. Может, инстинкт самосохранения автоматически сработал. А может быть, он не захотел снова играть по чужим правилам.
– Валяй, только быстро, – сказал ликвидатор, прицеливаясь.
«С ума посходили в Управлении, что ли? – подумал Хет-трик. – Совсем пацанов посылают на верную смерть».
Глава седьмая Вкус крови два
1
Ева была уже мертва. Она безобразно скорчилась на громоздком диване – расширенные остекленевшие глаза, пена по краям разинутого рта, скрюченные пальцы. Рядом сидел он. С ампулой яда в правой руке. Меня он не сразу увидел. Возможно, потому, что я медленно материализовывался, а скорей всего, из-за того, что мысленно его здесь не было. Он уставился в одну точку – взор неподвижен, словно у сфинкса. Просмотренные мной до «тайм-транспортировки» фотографии и кинохроника не передавали всей той атмосферы реальности, в которую я с головой окунулся. В бункере пахло сыростью, затхлостью. В бункере пахло смертью. Несмотря на радостный фокстрот, слышимый за моей спиной. В столовой рейхсканцелярии напивались и танцевали. Что ж, помирать, так с музыкой!
Хотя Гитлер был гладко выбрит и аккуратно одет, на него было страшно смотреть. Бледное, морщинистое лицо выражало предельную степень разочарования, душевной опустошённости, страха перед порогом небытия. Ни коричневый парадный китель, украшенный железным крестом, золотым партийным значком и красной нарукавной повязкой, ни идеально белая рубашка, ни строгий галстук с расправившим серебряные крылья маленьким орлом не придавали фигуре фюрера никакого величия. На диване сидел сгорбившийся, с мешками под глазами, мелко дрожащий старик авантюрист, проигравший в своей жизни всё, что только можно было проиграть.
Когда Адольф наконец-то меня заметил, он повернул голову и поначалу так же отрешённо, пустым взглядом стал рассматривать явившееся ему привидение. Но по мере того, как он всё больше и больше переключался со своего воображаемого путешествия на зрение, в его бесчувственных глазах начал проявляться, словно изображение на фотобумаге, намёк на любопытство. Оно и понятно. Мне было чем его удивить: синие джинсы, джинсовая куртка, остроносые (немного клоунские) туфли, чёрная бейсболка с изображением призмы, раскладывающей луч света на спектр, чёрный матерчатый саквояж. Уверен, такого странного субъекта Гитлеру видеть не доводилось.