А что сделало в Китае традиционное уголовное право?
Государство не может, чуть что, быстренько накачать слабого защитника собственного дома анаболиками, чтобы он гарантированно побил вломившегося к нему чужака. Да к тому же это был бы порочный выход: такой защитник может тут же оказаться агрессором, стоит ему с его скороспелой мускулатурой выйти за собственный порог и пересечь чужой. И приставить к каждой фанзе по дюжему вэйши с самострелом государство не может. И гвардейцев не напасешься, и неизвестно еще, как они себя поведут – тоже ведь люди.
И тогда находится гениально простой выход, максимально эффективный в условиях большого упорядоченного государства. Вот знаменитая статья уголовного кодекса китайской династии Тан, статье этой полторы тысячи лет: «Всякий, кто ночью беспричинно вошел к человеку в дом, наказывается 40 ударами легкими палками. Если хозяин тут же убил вошедшего, наказание ему не выносится».
То есть чужак даже за само появление в чужом доме в неурочный час и без приглашения ставил себя вне закона, оказывался преступником и подлежал наказанию; если же он наносил какой-то ущерб живущим там, то, ясное дело, получал за это по максимально возможной по закону строгости. Причем получал не от Яхве, и не от Дао, а самым немедленным, удобопонятным и неотвратимым образом – от ближайшего судейского чиновника и его судебных исполнителей. А вот хозяин, даже если пристукнул пришельца – причем не важно, пристукнул ли он его кулаком, или оглоблей, валявшейся во дворе, или мечом, висевшим на стене, – не подлежал ровным счетом никакому наказанию. Никаких допустимых или недопустимых мер самообороны, никаких крючкотворских тонкостей. Не в тонкостях Бог, но в правде. Как гласит известная поговорка, в деталях, наоборот – дьявол.
Так право сковывало чужака и вооружало хозяина.
Опять-таки на массе примеров показано и доказано, что поединки самцов самых разных видов, от аквариумных рыбок, ящериц до оленей и многих прочих рогатых проходят так, что даже самые благородные спортсмены могли бы позавидовать – хотя на природе бьются не за престиж, гонорар и кубок, но за куда более важную для всякого нормального живого существа возможность продолжить род. Более или менее долгий период запугивающего гарцевания параллельными курсами, когда что рыба, что лось устрашающе показывают противнику максимально возможный размер своего тела – просторный бок, растопыренные жабры и плавники, вставшую дыбом шерсть, поднятую как можно выше голову с рогами, – раньше или позже сменяется атакой. Никогда не знаешь, у кого первого сдадут нервы.
Можно только восхищаться тем, что тот, кто первым бросается на якобы устрашающий, а на самом-то деле беззащитный бок противника, никогда не доводит атаку до конца, если противник не успевает повернуться и тоже принять боевую стойку. Даже если противник вообще не заметил атаки, продолжая себе красиво гарцевать, и вот сейчас бы ему как раз и пропороть рогом мягкий бок и выпустить кишки, либо, например, выдрать жаберную крышку, и все это практически без опасности получить сдачи, – удар атакующего лишь намечается и никогда не доводится. Задира вынужден отпрянуть, словно кто-то с потрясающей силой потащил его за шкирку. В Библии о таких случаях пишут что-нибудь вроде: «Вот, Господь Бог грядет с силою, и мышца Его со властью» (Ис.40:10). А все потому, что беззащитное положение соперника приводит в действие срабатывающий с инстинктивной мгновенностью мощнейший механизм торможения агрессии. Богобоязненный олень, отпрянув, снова начинает гарцевать на пару с противником как ни в чем не бывало, и это длится ровно до того момента, когда начало схватки удастся наконец синхронизировать – и рога стукнут о рога.
Более рыцарственного поведения не придумали бы и менестрели. За шесть тысяч лет развития культуры человеческие представления о справедливости в схватке выше этого не поднялись.
А вот опускаться ниже им доводилось бессчетное количество раз. Вспомнить хотя бы историю Давида и Голиафа.
Но олени или рыбы не задумываются ни о справедливости, ни об особых правах своего народа по сравнению с чужим. Просто у них те, кто руководствовался в подобных ситуациях сиюминутной собственной пользой, мало-помалу вымерли. И не могло быть иначе, потому что в мире природном задачей поединка является выяснение того, кто сильнее, а вовсе не кто подлее. Так нужно виду в целом, не говоря уж о конкретной стае в частности, где отличное от рыцарственного поведение грозило бы нанести ей слишком тяжкий внутренний урон. У людей же разум мало склонен мыслить долгосрочными перспективами всей стаи; ему бы урвать что-нибудь личное и по возможности быстро, а потому, не выравнивая возможности при соперничестве, а напротив, всеми силами стараясь нарушить баланс в свою пользу.