Он спустился с насыпи, нашел место, где трава росла погуще, и лег. Уставился в небо; ну вот, это смысл. Светлое небо с едва оперившимися тенями облаков. Ночь наступит еще не скоро, но наступит для всех. Куда бежать?
Он заснул — кажется, на несколько секунд. Он проспал всю жизнь, потому что ночь приближалась.
И, открыв глаза, почувствовал тень на своем лице.
Бичи. Бродяги, всадники на верблюдах.
Все внутри перемешалось в кашу. Потроха и мысли. Он ехал на чьем-то сменном верблюде, и кому-то грозило отстать от каравана, если верблюд не отдохнет.
С каждым шагом верблюда жизнь седлом поддавала под зад. Бичи уклонились к северу от магистрали, где в степи протоптано было множество дорог — параллельно экватору.
Небо над головой было чистым, без следа паровозного дыма. Воздух дрожал над разогретой глиной. Никогда не слыханные запахи поднимались от земли и от цветов. Даже люди, много суток не сходившие с седла, пахли естественно, пряно и горько.
Бичи почти не говорили. Их молчание действовало, как анестезия.
Рядом ехала девушка, будто ждавшая, что он вот-вот упадет с верблюда. Готовая подхватить. В этой готовности было что-то бесконечно трогательное.
Говорили, среди бичей есть племена людоедов. А есть культурные, безобидные племена. Бичи режут друг друга в борьбе за верблюдов и к отставшим от поезда пассажирам относятся по-разному.
— Держись, — сказала девушка, непривычно, но очень понятно выговаривая слова. — Скоро лето. Мы придем за полярный круг и отдохнем.
Артем кивнул.
— Мы сходим на землю и первые сутки спим, — сказала девушка. — Потом идем добывать еду. Там холодно, ветер, на юге изрезанный берег, на севере почти сухо. И не надо никуда идти. Солнце светит всегда.
Артем зажмурил глаза и не то в бреду, не то в эйфории увидел перрон, залитый солнцем. На перроне толпились люди с цветами, кого-то встречали. В лужах отражались небо и свет. Артем спал в седле и видел мир, каким он был и, возможно, еще станет.
Я хочу остановиться, сказал он сам себе в своем сне. Я хочу остаться. Смотреть на проходящие поезда, возвращаться домой, пить чай и не бояться темноты…
Запах изменился. К терпкому и горькому добавился соленый запах железа. Артем открыл глаза, сперва в своем сне, потом сделал усилие — и разлепил веки.
Первый Утренний Экспресс стоял у заброшенного полустанка, и рабочие толпились у последних вагонов. Наверное, опять треснуло колесо.
Глина осыпалась под ботинками, пока он, задыхаясь, карабкался на насыпь. У входа в вагон курил Лукич; при виде Артема лицо его превратилось в посмертную маску.
— Там солнце никогда не заходит! — крикнула девушка.
Артем оглянулся на нее и впервые увидел: она смотрела, как
смотрит солнце на весенний перрон и людей с цветами…
Поезд тронулся.
Он рассовал свое резюме во все почтовые ящики
Михаил Успенский, Сергей Швецов
КУРЫ ДЛЯ ВОСЬМОГО
Давно это было, в 1972 году. Нас с Сергеем, студентов отделения журналистики Иркутского университета им. А. А. Жданова, послали на летнюю практику в районный центр Усть-Уда.
Мы прибыли на катере «Метеор» — 300 километров от Иркутска вверх по Ангаре. Мы были крутые журналюги, потому что приехали со своим фотоаппаратом «ФЭД-2» и пишущей машинкой «Москва» (для молодых поясняю, что пишмашинка — это такой беспроводной матричный принтер с клавиатурой). Сразу пошли на берег Братского моря искупаться и подрались с какими-то уродами. Назавтра уроды оказались местным комсомольским активом, так что пришлось пить мировую.
То было суровое время. Страна переживала очередной приступ борьбы с пьянством на рабочих местах. Поэтому в магазинах Усть-Удинского района продавался только спирт двух видов — полная бутылка и полбутылки. Это чтобы удобнее было разбавлять. Воду льют в спирт, но никак не наоборот!
Практика вышла весёлая. Много чего осталось в памяти — комната, в которой жили ровно тысяча мух, полёты на «аннушке» с вечно невменяемым экипажем, редакционный газик с испорченными тормозами, стычка с венграми-плотогонами из Ужгорода, охотничий посёлок, в котором проживало около 700 лаек, небольшой медведь на лесной дороге, районная Доска почёта, на которой красовались исключительно Шипицыны обоего пола, романы с представительницами местной интеллигенции…
А ещё мы писали — сотворили кучу рассказов и вот эту маленькую повесть. Знаток без труда увидит в ней влияние Юрия Тынянова — как раз прочитали «Малолетный Витушишников».