— Я насовсем.
— Правда?
— Я тебя когда-нибудь обманывал?
Пат молча улыбнулась в ответ.
— А что там, снаружи? — спросил Славка.
— Пойдём, покажу.
Снаружи асфальтовой рекой тёк Невский — пешеходы, машины, дома. «Букинист», «Гастроном», «Военторг». Пионерские галстуки. Милиционер на перекрёстке. Киоск «Союзпечать».
Пат взяла Славку за руку, и от прикосновения её ладошки потеплело внутри.
— Почему ты решил остаться?
— Да так. Решил. Жить, а не доживать.
— Здесь?
— Да. Здесь. С тобой.
Кусчуй Непома
КИЛЬКА В ТОМАТЕ
— А все-таки президент у нас лапочка, — сказала Алла Леонидовна Цапкай, в прошлом воздушная гимнастка, а ныне пенсионер.
— А помнишь Ингу? Она тоже была такая лапочка.
— Да, жаль девочку, — пробубнил гиревик Иван Терентьич Фокин, нажимая кнопки на пульте дистанционного управления. Батарейки за год, видимо, уже подсели, и потому телевизор откликался не сразу.
Телевизорами на прошлый Новый год пожилых артистов, коротающих свой век в доме ветеранов циркового искусства, одарил Комитет по культуре. Этому вниманию со стороны комитета ветераны были обязаны не слишком веселым обстоятельствам. В декабре прошлого года пропала сотрудница дома, молодая женщина Инга, любимица стариков. Полицейское разбирательство, живой интерес прессы и как следствие — телевизоры. Плоские, большие и недорогие.
История с девушкой — странная и непонятная. Старикам, как те ни просили, так и не сказали, что случилось с Ингой. Как бы то ни было, ветераны, знавшие Ингу, жалели, что нет ее больше в их и без того не слишком уютном пристанище.
В конце концов Иван Терентьич отложил в сторону пульт, поднялся с дивана и прямо на телевизоре увеличил громкость.
Еще немного, и заставка зимнего леса должна была смениться ликом президента.
Иван Терентьич задержал взгляд на пудовой гире, что стояла у стены, и на стопке рыбных консервов — обязательном и бесплатном пайке администрации дома ветеранов циркового искусства.
Без пяти двенадцать на экране появился президент с поздравительной речью.
— Друзья, коллеги, граждане России! Поздравляю вас с Новым годом, — начал он и после двух-трех обычных в таком случае вступительных фраз перешел к иному.
Инга включила воду. Сунула под струю сначала одну банку консервов, потом другую. Да, кулинарная ностальгия — килька в томате. Как увидела в магазине на полке красно-желтую этикетку, так рука сама потянулась. Вкус детства, так сказать. Дайте две. Две — это тридцать рублей с копейками. Считай, задаром.
«Ну попробую пару штучек, — думала она, вытирая обе банки кухонным полотенцем, — а из остального сварю супчик». В детстве сваренный с картошечкой и целой луковицей суп из кильки казался пищей богов.
Консервный нож легко пробил жесть, даже чересчур легко. Теперь жесть не та, что раньше, — тоньше, мягче. Инга вспомнила, как отец забавы ради ловко вскрывал консервы топором. Надавливал, топор углом легко входил в крышку, а потом два-три движения — и банка открыта.
Инга подцепила острием ножа крышку и отогнула…
А потом долго смотрела внутрь банки. Там, уложенные один к другому в несколько слоев, лежали маленькие мальчики. В белых рубашках, черных шортиках с лямками и белых гольфах. В белых же панамках. Впрочем, белыми рубашки, гольфы и панамы были условно. Потому что мальчики лежали в томатном соусе: два по центру — во весь рост, остальные же изогнулись… точнее, лежали изогнутыми. Сообразно форме банки. Ну как настоящие кильки… Только не кильки, а мальчики. И в отличие от килек с закрытыми глазами.
Инга медленно села на табурет. И сжала кулачками виски. Сильно. Будто хотела выдавить из головы другое, привычное глазу изображение. Консервный нож так и остался у нее в руке.
Привиделось, переутомилась, переработалась, пере… Что еще пере?
Инга поглядела на этикетку. Килька балтийская неразделанная обжаренная в томатном соусе. Про мальчиков ни слова.
Нет, этого не может быть. А если и может… То должно быть какое-то рациональное объяснение, уговаривала себя Инга. Ну не сошла же она с ума. Нужно просто успокоиться и еще раз заглянуть в банку. Там — килька. Как и написано на этикетке.
Она, не вставая, включила воду, намочила руку и протерла лицо. И потом уже встала. И тут же снова села обратно. В банке по-прежнему лежали маленькие мальчики.