Шеф сидел за столиком в углу, где обычно сидели все наши, но сегодня кроме него никого не было. Разогнал он их, что ли…
Я подошел и молча сел. Он смотрел в высокий пивной бокал. Я раньше думал, что пиво подают в кружках, как у нас, а здесь нет — большой бокал с вензелем пивной фирмы. Кружки, говорят, в Баварии.
Шеф молчал, я тоже. Придумать я ничего не сумел, а потому ждал, чтоб он сказал, зачем меня позвал. Он молчал долго, а потом сказал:
— Стас, ты ведь умный, ты намного умнее меня. Не сепети. Тогда скажи, что я не так делал, за что она меня так…
Он полез в карман и достал сложенный втрое листок. Я взял и стал читать.
«Папа. Как начать, не знаю, потому говорю тебе сразу. Я ухожу к Розе и уезжаю с ним в Париж. Мы уже давно вместе, но у меня все не хватало духу тебе сказать. Я знаю, ты не поймешь, но постарайся.
Извини, если можешь. Контакт будет через Стаса.
Твоя С.»
4.1. Всё, на сегодня финиш. Насосы я вырубил, воду перекрыл, установку обесточил. Хоть у нас и не НИИЧАВО и Камноедова нет, но позаботиться на предмет самовозгорания не помешает. Классно пишут эти братцы-Стругатцы! Вот бы в таком институте поработать. Как бы я там славно в новогоднюю ночь домовых погонял и по темным коридорам браво походил, не залезая на стенку от подозрительного цоканья. Кстати, чего это там шуршит под столом? Как стало тихо, так и зашуршало.
Я нагнулся, заглянул под стол и обалдел. На меня в упор глядели два немигающих глаза. За ними что-то розовело и колыхалось.
Мне всегда казалось, что выражения типа «волосы зашевелились у него на голове» или «встали от ужаса дыбом» — это литературные красоты, но ощущение движения кожи на черепе подтвердило всю правдивость мастеров слова. Эта мелькнувшая мысль почему-то прогнала дикий испуг, я схватил со стола переноску и осветил подстольное пространство.
Там сидел довольно большой кролик и шуршал обрывком бумаги, в которую с утра был завернут мой бутерброд. Кролик был совершенно голый, то есть не то чтобы я ожидал увидеть кролика в штанах, но он был гладко выбрит, а из его спины и живота торчали трубки и провода.
Было ясно, что он сбежал из какой-то лаборатории, хотя я раньше никогда не слышал, чтобы кто-то экспериментировал на кроликах, но здесь все-таки медицина, хоть и био-крио, так что надо его из-под стола вынуть, завернуть, а то очень уж он дрожит голенький, и позвонить дежурному, чтоб беднягу забрали. Тряпка у входа была ужасно грязная, так что я взял асбестовое противопожарное одеяло, аккуратно набросил на подопытного подопечного и выволок на стол. Как я ни старался не задеть трубочек и проводочков, видно что-то все-таки зацепил, а может, одеяло было колючее, спасаемый дернулся и тяпнул меня острющими зубами за большой палец. Полоснул, как ножом. Я инстинктивно сунул палец в рот, и в этот момент вошла улыбающаяся Инка.
Она весело взглянула на меня и тут же заметила кролика. У меня снова зашевелилась кожа на голове — такого ужаса на лице мне еще не приходилось видеть. Я вынул кровящий палец изо рта и только собирался сказать ей: «Не бойся, это ведь кролик», как она просипела: «Это он тебя?» Все еще остолбенелый, я тупо кивнул. «Идиоты», — выдохнула Инка — и вылетела в дверь.
Палец почти не кровил, но порез был довольно глубокий, и я полез в аптечку первой помощи за бинтом. Разодрал зубами хрустящую пергаментную обертку, стал прилаживать бинт к пальцу, и тут сзади раздались быстрые шаги. Я еще не успел обернуться, как ощутил сильнейшую боль в правой ягодице. Я заорал, подпрыгнул и услышал скрежет Инкиного голоса: «Стой спокойно, балбес, иглу сломаешь». В опустевшей голове крутилась только одна мысль: «Как же я сегодня играть буду»?
Инка вынула иглу, слегка похлопала по уколотому месту (ничего себе фамильярности) и повернула к себе. Пот обтекал ее брови, платье на подмышках потемнело, сжатые в странной улыбке губы как бы покрылись плесенью. «Тебе что, плохо?» — пробормотал я, чувствуя, как меня начинает подташнивать.
И тут она заревела. «Идиоты, кретины, дебилы. Перепились на радостях, — шипела она. — Что же теперь будет?»
— Да все в порядке, — сказал я. — Чего ты…
— Палец покажи, — сквозь зубы сказала она.
Я послушно показал. Он почти не кровил.
— В азот бы его и ампутировать, но поздно. Уже крови наглотался.
«Бред какой-то», — подумал я. И вслух сказал: «Кроля пристроить надо, дрожит ведь».
Инка быстро повернулась и, продолжая всхлипывать, очень осторожно завернула его в асбестовое одеяло. «Подожди, я сейчас».