Океан позволил ему перевести дух. В океане нет городов. Значит, нет и бомбёжек. Роберт даже подумывал, а не взять ли в аренду яхту и не отправиться ли на ней в кругосветку? Но пока вместо яхты его вёз старый балкер под греческим флагом. Он царапал Атлантику, как ленивый и пьяный стекольщик. Атлантика не осталась в долгу — корпус корабля покрывали ржавые разводы и подтёки; изъеденный солью борт имел несколько заметных вмятин. В маленькой каюте висела репродукция батального полотна. Николас Покок или кто-нибудь, работающий под него. Деревянные линкоры изрыгали бортами огонь, превращая корабли противника в груду обломков. Смерть на полотне выглядела красиво и благородно. Ни разорванных тел, ни тонущих моряков. Грязь и позор войны прикрывали клубы пороховой гари.
Роберт — единственный пассажир — почти не выходил из каюты. Только по ночам появлялся на пассажирском балкончике, раскуривал неизменную сигару и разглядывал звёзды. А звёзды смотрели на мир с тем же равнодушием, с каким взирали они на обе мировые войны.
На внешнем рейде Монтевидео война догнала его. Она пришла раньше, чем лоцманский катер. Оказалось, что война никуда и не делась, а буквально притаилась за плечом — скрывалась, как и он сам, на греческом балкере.
Точно в фильмах о вторжении инопланетян, из ржавого брюха судна, из кучи гранулированного чего-то-там воспрянули боевые машины. Судя по ругани, что раздалась с капитанского мостика, экипаж оказался не в теме. Закрякал ревун, команда рванула к бункеру, оборудованному на случай пиратского нападения. Дроны, ничуть не интересуясь судном и людьми, набросились на беззащитный порт.
Так что ещё один город исчез в огне, прежде чем Роберт понял, что не предугадывает события, а сам вызывает их. Как? Кто ж его знает? Каким-то образом он связывает реальности и альтернативы, провоцирует точки бифуркации, проколы в пространстве-времени. А быть может, его задело проклятие? Там, на Африканском Роге, казалось, было возможно всё. Несмотря на давнее укоренение ислама и христианства, многие до сих пор верили в колдунов, а некоторые колдунами являлись. И на улицах разрушенных селений проклятий до солдатских ушей доносилось немало. Умирающие люди не различали тех, кто бомбил, и тех, кто пришёл следом. Проклятий хватало на всех. А быть может, всему виной магия Барселоны с её сюрреалистической атмосферой. Или даже гекатомбы Сталинграда. И каким-то образом костлявая рука дотянулась через десятилетия относительного мира и пробудила поступь войны. Роберт никогда не был силён ни в науке, ни в мистике, ни в бытовых суевериях. Он любил считать себя тупым солдатом, как тот равнодушный бык Герники.
Да, теперь он часто вспоминал голову быка на полотне Пикассо, о символичности которой так много спорили искусствоведы. Вот он и оказался, похоже, тем самым быком. Сам пройдя через множество войн (их считали мелкими, локальными, вовсе войнами не считали, но ведь солдату без разницы), он научился чуять бойню за версту. Но одно дело — чуять кровь, и совсем другое — её провоцировать. Допустим, он был быком, а кто же выбрасывает мулету? Кто прячет за спиной шпагу и выжидает, чтобы пустить её в ход?
Ответов не было. Города продолжали пылать. Кирпичная пыль мешалась с пороховой гарью. Боевые дроны высаживались и в песках, и во льдах, а поскольку всякие пески и льды кому-то принадлежали, то города всё равно разрушались, чуть раньше или чуть позже. Роберт пытался спрятаться в абсолютно нейтральных странах, куда войны не заглядывали веками. Но даже Цюрих получил свою порцию свинца и стали.
И вот когда Роберт окончательно осознал, что является эпицентром войны, вектором мирового безумия, вот тогда ему стало по-настоящему страшно. Вот тогда он и побежал. И принялся выискивать логово во льдах или песках, подальше от городов, людей и их армий. Но тщетно. Он притягивал войны, как притягивал бы молнии медный штык высотой в километр во время сильной кенийской грозы. А какие там случаются грозы, Роберт испытал на собственной шкуре.
Он разозлился на судьбу и на проклятие, если это всё же было проклятием; он разозлился на весь мир и с трудом поборол соблазн укрыться в какой-нибудь из ядерных держав, просто чтобы посмотреть, что из этого выйдет и существует ли предел злу.
Он едва удержался. Но если его загонят в угол, кто знает. Ядерное сдерживание дело такое. и почему бы им не воспользоваться в личных целях, если припрёт?