Девушка покачала головой. Вопрос её даже не насторожил. Она продолжила излагать свою версию его жизни, а Роберт, поддакивая и улыбаясь, сделал несколько важных отметок и отдал пару коротких распоряжений. Приказы привели в действие доверенных лиц и брокеров, и те, синея от натуги, теперь выводили активы с южноевропейских рынков, невзирая на неизбежные потери от срочных транзакций.
— Тогда я возьму такси, — сказал он, убирая смартфон.
— А что случилось?
— Ещё не случилось, но поторопитесь, — он встал. — И если желаете расплатиться сами, то положите на столик купюру, а нет, так я сделаю это за вас.
Всё ещё не понимая, что происходит, она всё же решила не медлить. Схватила сумочку, диктофон, бросила на скатерть несколько бумажек и поспешила следом.
Роберт едва успел поймать такси, когда корабль в гавани дёрнулся, точно наткнулся на невидимое препятствие, и контейнеры вдруг стали валиться с палубы, на которой они до сих пор стояли в несколько рядов ровными штабелями. Теперь они сыпались в воду разноцветными поленьями, словно в гигантском тетрисе.
— Франция, — сказал Роберт таксисту. — Отвези нас к границе и получишь сотню сверх счётчика.
— Франция? — удивилась Варпу.
— Если вы желаете продолжить беседу, мы сможем сделать это в Марселе или Тулузе, — сказал Роберт, открывая дверцу. — В сущности, какая разница, где говорить.
— Что за блажь! — возмутилась она.
Тем не менее, сразу села в машину. Поверила ему или не захотела отказываться от интервью? Он вздохнул с облегчением — на уговоры времени не оставалось, но и бросить девушку здесь он бы не смог.
А тем временем, попав в воду, контейнеры начали раскрываться, точно намокшие картонные коробки. Из цветной упаковки появлялись особого рода игрушки из тех, какими играют большие дяди. Вернее, игрушки даже не появлялись, а как бы сами контейнеры превращались в них — в разнообразные беспилотные тактические системы. Некоторые сразу же взлетали с воды, другие уходили на глубину. Основная масса трансформеров двинулась к набережной, разворачиваясь по пути в атакующий ордер.
Гуляющие на набережной горожане и туристы не понимали, что означают маневры. Видимо, многие восприняли их как шоу и приготовились насладиться зрелищем. Логотипы на контейнерах им ни о чём не говорили. Роберт же всё понял правильно, ведь он сам разрабатывал начинку для этих систем и знал доподлинно, что предназначались они вовсе не для потехи публики.
Возвращение к активной деятельности лишь подтвердило старый афоризм о невозможности ступить в одну реку дважды. Его ощущения были совсем не те, что раньше. Не та усталость, не та боль в мышцах, не та реакция на стресс. Отвык, постарел, разнежился. Да, но не только это.
В некотором смысле он всегда был спринтером. Любил операции энергичные и короткие. Несколько недель, не больше. Уже к концу первого месяца мозги начинали работать с пробуксовкой, к исходу второго он чувствовал себя полностью выжатым, а сознание начинало меняться.
Иногда Роберт пытался представить, что ощущает солдат на большой войне, когда срок уходит за горизонт и никакой передышки в уютном европейском городке не предвидится. Он пытался представить и не мог. Годы войны превратили бы его в голема или иное какое чудовище. Возможно, человек и правда привыкает ко всему, но, скорее всего, на большой войне просто не живут столько.
Затяжное бегство тоже меняло сознание. Не так, как война, но всё же меняло. Постоянное напряжение размывало рассудок.
Мир подполья никогда не был своим для Роберта. Здесь обитали революционеры, террористы, спецслужбы, криминал. За века противостояния в тайной войне они выработали особое мировоззрение, дисциплину, повадки, стиль, язык и даже определённый кодекс чести и своеобразную этику. Простые наёмники вроде Роберта лишь изредка касались чуждой материи этого мира. Не все из их операций одобрялись властями, не всегда можно было выступать под собственным именем. Так что фальшивые документы, маскировку и транзитные маршруты ему приходилось использовать время от времени. Но подобные мелочи лишь приоткрывали завесу, не более. В конспиративной работе он, по сути, был дилетантом. Пусть и продвинутым, но дилетантом. Нелегалы сражались по своим особым правилам, часто непонятным на взгляд непосвящённого, а он привык воевать в открытую, лицом к лицу, и куда уютнее чувствовал бы себя посреди пустыни, имея чёткий расклад на бой, чем в мирном густонаселённом городе, где большинство обитателей не были включены в игру.
До сих пор ему, однако, везло. Было ли это везение просто везением, или, может, быть боги, втравившие его в эту гонку, не собирались пока расставаться с удобным объектом гона, прикрывали его от чужих глаз.
Кому же он насолил там на небесах?
Уже через неделю после бегства из Барселоны у него на глазах был разгромлен Мадрид. За час-полтора до атаки Роберт рассматривал «Гернику» в музее королевы Софии. Странная привычка искать всевозможные ответы, погружаясь в произведения искусства, в кои-то веки привела к результату. Пусть прямых ответов он не нашёл, зато наткнулся на нечто иное — под полотном Пикассо он внезапно испытал то же самое ощущение, что и прежде перед монументом старинному каталонскому танцу.
История повторилась. Он выскочил из-под обстрела в последний момент. Не будь он солдатом, то, возможно, ещё долго списывал бы такой оборот на случайность, на нелепое совпадение. Но для Роберта его связь с неожиданными атаками на города стала очевидной уже в Мадриде. Вот только природа этой самой связи оставалась загадкой. Что это — предвидение, прозрение? Не проснулся ли в нём пророк после блужданий по Ближнему Востоку и Северной Африке?
Человеческих жертв, как в Барселоне, так и в Мадриде, было немного, если мерить африканскими мерками. Но в цивилизованных странах существовала своя арифметика. Новостные каналы терзали горячую тему, как стая волков. Круглосуточно шли картинки вживую, приглашённые аналитики тщетно пытались найти ответы, власти отговаривались общими фразами.
Из Испании он перебрался в Марокко, не собираясь, впрочем, задерживаться здесь надолго. Планировал сесть на корабль в Касабланке и отбыть куда-нибудь в Бразилию или Аргентину. Но ближайшее подходящее судно уходило через неделю, и Роберт решил прогуляться по побережью.
За каким дьяволом ему понадобилось навестить Эс-Сувейру? Он бывал уже там не раз и вполне насытился и архитектурой, и музеями, и граффити с портретами Джимми Хендрикса, и прогулками по улице Сигхайн в поисках оригинальных работ местных художников. Но вот же приспичило, что называется.
А уже через несколько часов город был ввергнут в хаос.
Теперь его, наверное, проклинали все хиппи мира, но эту неприятность Роберт как-нибудь пережил бы. Хуже, что его проклинали ещё и «клинки». И не просто проклинали, но и охотились за ним. Их марокканским ячейкам тогда крепко досталось. Боевые машины молотили по городу, как стая дятлов, доставая бородатых экстремистов, словно вкусных личинок из-под коры. Причём тут Роберт? Никто ведь не мстит Калашникову за разработанный автомат. Но лидеры «клинков» как-то пронюхали о проклятии. Может быть, прочли книгу или посмотрели фильм?
А ведь получается, что неуклюжий толстяк спас ему жизнь. Он замешкался, вытирая платком вспотевший, состоящий из складок, точно у бегемота, загривок. Роберт шагнул в сторону, чтобы обойти неожиданное препятствие. Тут-то и прогремел взрыв. Улыбка на лице террориста мелькнула на короткий миг. На очень короткий миг. Снимай кто-то всё действо на киноплёнку, улыбка затерялась бы между кадрами. Но террорист просчитался. Он не учёл заминки толстяка.
Роберта обдало кусками мяса, сала, одежды, огнём и кипящей кровью. Но ударная волна и шрапнель из полимерных игл потеряли силу, превращая толстяка в фарш.
Так что он очнулся на полу через минуту или две и спокойно наблюдал, как отползали подальше от кровавой каши раненные, а навстречу им уже бежали охранники терминала в чёрной форме и парни в голубых халатах из привокзального медпункта.