Потом Юрчик взбирается на табурет, и Сёма укутывает его одеялом, потому что изба ещё не прогрелась. Малыш внимательно смотрит, как отец жарит яичницу, переводит взгляд с Сёминых рук на лицо и обратно, — и у него сияют глаза. От маленького человека идет волна, тёплая и светлая. И не важно, что ему неинтересны числа, если у него есть вот это, Сёма не знает, как оно называется, он только знает — это лучшее, что у человека может быть.
Он выключает игрушечный поезд, идёт в кабинет-каморку и проверяет, не закончила ли счёт Восьмёрочка. Нет, не закончила. Поворочавшись, он засыпает в своей каморке на топчане. Во сне видит, будто машина посчитала будущее, подтвердила прежний прогноз моделей, и супервулкан рванёт сегодня. Сёма слышит гул, как если бы приближался скоростной поезд, хватает на руки Юрчика и смотрит в окно — Таня с Танюшей там, в городе, за них страшно. Новостройки оседают, кренятся и падают, как размытые башни мелкого белого песка.
10. Наглый тип
Просыпается он от звука — будто снежная крупа, нет, будто дождь сыплет в оконное стекло. Не открывая глаз, прислушивается — кто-то стучит по клавиатуре. Поскрипывает компьютерное кресло, тихо щёлкает кнопка мышки. Сёма открывает глаза. За столом сидит здоровенный тип и смотрит в экран. Что за дела, почему компьютер не проверил отпечаток пальца?
Сёма тянет руку к штанам, пришелец слышит шорох и поворачивается вместе с креслом. Он сидит, развалясь, широко расставив длинные ноги, смотрит насмешливо, выжидающе. Будто наблюдает за подопытным животным — интересным и не опасным.
— e2—e4, — говорит тип, как бы начиная шахматную партию.
Сёма замирает с рукой на весу, пытается вспомнить, где он видел этого мужика, почему так знакомо его лицо. Тип поворачивает голову, убирает волосы с виска и показывает шрам, точно такой, как у Сёмы остался после цунами. Кто-то загримированный под него? Да, вот и свитер тот же, голубой свитер с растянутым воротом, ещё мама связала отцу.
— Нет, не загримированный, клянусь бородой, — отвечает тип на невысказанную мысль и добавляет: — Сейчас я всё объясню.
Он так неприятен в этой своей снисходительности, что хочется сразу, не разбираясь, выставить его за дверь. Сёма натягивает штаны — человек без штанов не так убедителен, не так решительно действует.
— Я, это… знаю, как тебе сейчас, — продолжает тип. — Потерпи, я тут долго торчать не буду. Понимаешь, я сам не очень врубился, что к чему. Но у меня есть гипотеза.
Ага — гипотеза, это интересно! Ввалился, распоряжается, лазит в чужие компьютеры — и у него есть гипотеза. Сёма встает, застёгивает джинсы, надевает такой же, как у пришельца, свитер и стоит, постукивая по бедру подушечками пальцев. Заметив, что пришелец делает точно такое же движение, перестаёт стучать. Тип тоже перестаёт — и улыбается. Сёма не улыбается в ответ, ещё чего.
— Погоди меня выгонять, — говорит тип. — Смешно сказать, но я… короче, я из другого мира, такого же, как твой. Обозначим его «нижний», а где мы сейчас — «верхний». Идёт?
— Ну, — отвечает Сёма неприветливо. Это первое слово, сказанное им с прошлого вечера.
Тип воспринимает реплику как поощрение.
— Я твой двойник и знаю всё, что знаешь ты. Доказать?
— Ну, — отвечает Сёма.
— Помнишь, что было в гостинице после цунами?
— Не надо, — Сёма несвойственным ему жестом выбрасывает перед собой ладонь. Так делала мама, когда хотела кого-то остановить.
11. Посттравматическая терапия
В тот вечер семь лет назад Сёма сидел на полу, держал спящую Танюшку и придумывал, как можно прогнозировать цунами. В голове крутилась парочка жизнеспособных идей. Сёму ничуть не смущало, что он мало понимает в геологии, он надеялся на свои уникальные мозги.
Таня шевельнулась в постели, сказала хриплым со сна голосом:
— Отнеси её в ту комнату и иди сюда.
В горле у Сёмы пересохло. Он уложил Танюшку на диван в проходной комнате и вернулся в спальню. Таня взяла его за руку, потащила в тёплое, мягкое, затягивающее. Прижалась, обвила, зашептала:
— Пожалуйста, Сёмочка, мне сейчас нужно, очень-очень нужно.
Когда Таня уснула, он, опираясь на локоть, смотрел на её милое лицо, на закрытые сейчас глаза. Табу, думал он, какая же это бессмысленная чушь — табу.
Наутро пришла американская старуха. Нет, сначала их разбудила Танюшка — хлопнула дверью, зашлёпала босыми ногами. Сёма нырнул под одеяло с головой.