Выбрать главу

Больше ничего конкретного разузнать не удалось.

– А кто всё это делает? – волнуясь, вопрошал Валерка. – Кто враг-то?

– А я знаю? – меланхолично отвечал разомлевший лейтенант. – Знал бы, мне бы Героя дали…

– Я, Белоусов Алексей Александрович, торжественно присягаю на верность своему Отечеству – Российской Федерации. Клянусь свято соблюдать Конституцию Российской Федерации, строго выполнять требования воинских уставов, приказы командиров и начальников. Клянусь достойно исполнять воинский долг, мужественно защищать свободу, независимость и конституционный строй России, народ и Отечество!

Опустившись на одно колено, Алексей поцеловал знамя и вернулся в строй. В женском ряду напротив стояла Даша. Длинные тёмные волосы заплетены в косу и убраны под пилотку, взгляд строгий и совсем чужой…

Присягу принимали долго; потом на плацу появились школьники в белых рубашках и начали звонкоголосо рассказывать стихотворение Константина Симонова, которое в пятом классе Алексей точно так же читал на каком-то празднике:

Ты помнишь, Алёша, дороги Смоленщины, Как шли бесконечные злые дожди, Как кринки несли нам усталые женщины, Прижав, как детей, от дождя их к груди…

Оба прадеда Алексея в Великую Отечественную воевали. Дед Егор не успел совершить никаких подвигов, его убило в первом же бою, под Москвой. А дед матери, Никита Алексеевич, прошагал по военным дорогам пол-Европы. Бил фашистов и из пулемёта, и из автомата, из положения лёжа и в полный рост. Был ранен в палец и дважды контужен – можно сказать, повезло. Представлялся к наградам. Дома у него осталось шестеро детей. После Победы они каждый день бегали на вокзал встречать его с войны. Кончился май, потом и лето прошло, а его нет. В один из сентябрьских дней бабушка повязала свой лучший платок и сама пошла на вокзал. И встретила – дорогого, единственного. Вместе они прожили восемьдесят один год. Умер Никита Алексеевич Белоусов в девяносто девять лет, ненадолго пережив жену.

Ты знаешь, наверное, всё-таки Родина — Не дом городской, где я празднично жил, А эти просёлки, что дедами пройдены С простыми крестами их русских могил.
По русским обычаям, только пожарища На русской земле раскидав позади, На наших глазах умирали товарищи, По-русски рубаху рванув на груди.

За Родину, за Сталина… Навойне было тяжело. Тяжело и страшно.

– Перед наступлением – артподготовка. Целый час снаряды над головой летают. Рёв стоит страшенный. Вот так шинелью закроешься с головой, уши заткнёшь и ждёшь. Некоторые с ума сходили. Ну, ладно, в окопе страшно сидеть, а вылезать-то ещё страшней. Бывало, командир надрывается: «За мно-ой… в атаку!» – а все сидят. И боевые сто грамм не помогают. Тогда проходит политрук по окопу: «Коммунисты, выходи… Вперёд, ребята!» – «Ура-а-а… – кричим. Тихо так начинаем, потом смелее, громче, заводим себя: – За Родину… за Сталина! Ура!» Выскочим, и тогда уже остальные за нами. Ну, а как? Это ж не просто – лезть под пули… Я в партию перед боем вступил. Вызвали меня. «Ну, что, Никита Алексеич, готов умереть за Родину?» – «Готов, – отвечаю, – всегда готов». – «Тогда считай себя коммунистом. Принимаем тебя в нашу родную Коммунистическую партию!»

Нас пули с тобою пока ещё милуют. Но, трижды поверив, что жизнь уже вся, Я всё-таки горд был за самую милую, За горькую землю, где я родился,
За то, что на ней умереть мне завещано, Что русская мать нас на свет родила, Что, в бой провожая нас, русская женщина По-русски три раза меня обняла.

Алексей смотрел на Дашу, в её дорогое, любимое лицо, по которому бежали слёзы. И Даша смотрела на него.

После принятия присяги с дисциплиной стало гораздо строже, и свободного времени почти не оставалось. Перед сном, в казарме, как всегда, начинались разговоры. В тот вечер Алексей вдруг почувствовал себя плохо, хотя никакой видимой причины для этого не было. Он лёг на койку, ребята собрались рядом.

– Валерка, ты у нас всё знаешь, – сказал Коля. – Где звёзды?

– Произошло неконтролируемое размножение нанороботов, которые заслонили свет звёзд.

– Я тебя серьёзно спрашиваю.

Оседлав стул, Валерка принялся ораторствовать:

– В принципе, объяснений может быть много. Секретное оружие, опасный физический эксперимент, неожиданное открытие – например, антигравитация, высвобождение энергии из вакуума… Недавно в Штатах предлагали создать кобальтовую бомбу невероятной силы. Как универсальное оборонительное оружие. А представляете, сколько новых видов вооружений просто засекречено? Или такая гипотеза. Слышали, поди, про магический квадрат Ло Шу? – Валерка написал на листке несколько чисел:

4 9 2

3 5 7

8 1 6

Вот, полюбуйтесь на сей уникальный математический феномен. Здесь сумма элементов по горизонтали, вертикали и диагонали равна пятнадцати. Китайцы открыли её по наитию. С древности она считается в Поднебесной ритмическим образом Вселенной. Проще говоря, эта матрица задаёт космический ритм.

– Как это? – спросил Коля.

– Китайские мудрецы полагают, что всё внутреннее и внешнее во Вселенной является потоком энергии. Любое событие, действие, даже мысль обладают определённым ритмом, а следовательно, имеют своё числовое выражение. А сейчас что-то разладилось в мире, произошла утрата вселенской гармонии. Аритмия, сбой. А раз сломал матрицу – получи. По большому счёту, это месть богов.

– А почему только русские страдают?

– Ещё неизвестно. Мы же ничего не знаем.

– Ну, а я как самое примитивное существо из собравшихся, – с усмешкой сказал Стратонов, – выдвигаю свою, естественно, самую примитивную, версию.

– Ой, наверное, про планету Нибиру, – ввернул Коля. – Долетела-таки до нас, проклятая?

– Не умничай. Без китайцев здесь не обошлось, это точно. Азиаты всегда были и будут хитрее всех. Никто и охнуть не успел, а Китай уже сверхдержава. С супер-оружием. Они давно на наши территории зарятся. В Сибири их – тьмы и тьмы. Мне двоюродный брат рассказывал, как люди приезжают в брошенные деревни могилки проведать, а из полуразвалившихся домов пырскают в разные стороны ваши мудрые китайцы.

Алексей возразил:

– Если в России полно китайцев, станут ли они по своим палить?

– А ты сомневаешься? У них народу хватает, не жалко.

– Стратонов, почему мне всегда так противно тебя слушать? – сказал Валерка.

– Потому что есть люди, которым правда глаза колет. Ты входишь в их число.

– Ловко завернул, не придерёшься. Недаром у тебя фамилия такая говорящая.

– Слушай, я твою фамилию не обсуждаю!

– Да пожалуйста. Молотов моя фамилия. Если ты забыл.

И вдруг Коля сказал каким-то чужим голосом:

– Пацаны, мы должны Лёхе сказать, пока не началось.

Алексей оторвал голову от подушки.

– Что сказать?

– Лёша, тут такое дело… – Коля замялся. – В общем, Даша записалась к испытателям. Сегодня письмо тебе принесли. – Он полез в тумбочку. – Вот…

«…Рыжик, ты сильно не переживай, если что. Не хочу тебя успокаивать и говорить: ну ты же знаешь, я везучая. Не за тем я туда иду, чтобы мне повезло. Не могу отсиживаться за чужими спинами. Понимаешь, в жизни каждого рано или поздно наступает звёздный час, но не в смысле славы, я не об этом. Жил, жил человек, и вдруг настала минута, которая может всё проверить или всё изменить. Иногда ты можешь не знать, что именно сейчас и только от тебя что-то зависит. А иногда ты понимаешь это с пронзительной ясностью. Лёша! Час мужества пробил на наших часах, и мужество нас не покинет. Сегодня мы будем стоять там с ребятами, и если они нас всё-таки видят, пусть знают: ничто не заставит нас опустить голову. Так уже было, на той далёкой-далёкой войне, когда противник не прятался за облаками и ещё можно было посмотреть ему в лицо. Тогда тоже кто-то ложился под танк. И не собирался возвращаться, пока не победит. Пожалуйста, не считай это глупостью. Если мы стоим и просто смотрим на небо, это не значит, что мы не сражаемся. Люди мы или нет, Лёшик, милый? Должны мы защищать тех, кто нам дорог? Или просто слабее? Я очень тебя люблю. Не обижайся на меня… прости…»