Дураков нет, не откажется. Тем более, аванс. Ровно половина. От анонима. Распишитесь в получении. Остальное – по завершении партии, как бы она ни завершилась.Лакомые условия!
Аноним, положим, весьма экстравагантен, если не сказать безумен. Шахматную партию по переписке за этакие деньжищи?! С предсказуемым исходом?! Всё-таки против самого маэстро Ерохина! Впрочем, экстравагантность от безумия отличает лишь количество денег. Что есть у анонима, то есть. Количество денег.
Зачем, в принципе, затеял, аноним?
Да как сказать… Вот захотелось! У богатых свои причуды. Благотворительность, если угодно. Исход партии ведь предсказуем? А маэстро живёт нынче весьма скудно? Это сам Ерохин-то, который Кордильеру под орех разделал! Аноним – искренний почитатель маэстро. Издавна следит за каждым его шагом, каждым ходом. И нынче, положа руку на сердце, просто кровью обливается. Сердце. Такой великий, такой маэстро – ив таком бедственном положении! Ещё этот бойкот!
Но напрямую, без затей предложить вспомоществование – со всей очевидностью нарваться на чопорный, через губу, отказ. Маэстро Ерохин – русский дворянин! А вот под соусом «сетуете, что не с кем сыграть? со мной не соизволите? мечта всей жизни! готов на любые расходы!» М?
Отчего же! Да, странное предложение. Да, странные любые расходы. Да, похоже на изощрённую провокацию. А с другой стороны! Provocatio есть вызов. Маэстро Ерохин не может не принять вызов, хотя бы как русский дворянин. М?
В общем, что бы там ни рисовало богатое воображение по поводу богатого анонима – вот вызов, вот аванс. М?
Заманчиво, заманчиво. И сумма! С лихвой покрываются траты на любой крупный турнир в Больших Шахматах. Даже на Матч, когда и если маэстро выразит готовность снова стать чемпионом – действующим, а не бывшим. (Смиренная Анна-Лиза опять-таки позволит себе обновить гардероб. Она, да, воплощённое смирение, но есть пределы!)
Пожалуй, вот она, гирька (не Анна-Лиза, но Матч!), способная перевесить, что бы там ни громоздилось на другой чаше весов. И не пожалуй,а наверняка.М?
Что ж, пожалуй…
Гора с плеч!
Теперь mashinerija. Вернее, механика. Оговорить с маэстро всю механику передачи ходов, получения ходов ответных. Способ, время, место.
Проще всего, конечно, телефонировать. На том и согласились. Срок обмена ходами – сутки. Если в контрольное время звонка не последует – противник признал своё поражение.
Мелькала шалая мысль, мелькала. Даже не после злополучного Rh6! Много раньше, в миттельшпиле. После хода этак двадцатого. Для мало-мальски сведущего – очевидная ничья! А товарищ Крылатко – не мало-мальски. На заре туманной юности в отчем Люблине аж с гостившим Чигориным играл. С Чигориным! Проигрывал, положим, но ведь играл! Даже вничью однажды! И не потому ныне руководитель всесоюзной шахматной, что назначен.Не лаптем щи!
Очевидная ничья! И синклит того же мнения. Но С-сапожнику, изволите ли видеть, нужна только победа. Работайте!
Так вот, шалая мыслишка: отстричь маэстро Ерохину провода! Не привлекая смиренную Анну-Лизу. Ни в коем случае!
Чорная-чорная супруга крадётся в ночи из чорной-чорной спальни в чорную-чорную гостиную, чтобы чорными-чорными ножницами-маникюр…
Scheusal, Scheusal! Ну, не ужас-ужас. Но – дурной синематограф!
У смиренной Анны-Лизы несколько иная миссия. Она журналистка! Обычная швейцарская журналистка Анна-Лиза Рюг. Кто у неё родители? У неё не бываетродителей. Многажды замечена в разных кварталах Берлина – с блокнотом и «вечным пером». И что? Доступ к засекреченной информации, способной навредить Великой Германии Вольфа, так и не получила? Да, член Коминтерна. Да, отмывает деньги для Советов. Лишь версия, документального подтверждения нет. Сразу высылать теперь, что ли?! Куда, спрашивается? В Швейцарию? Это ж рядом!.. Да ладно! Не холодно, не жарко. Да, журналистка. Но прежде всего фрау Рюг – супруга маэстро Ерохина. Издавна следит за каждым его шагом, каждым ходом.Регулярно докладывает. Более чем достаточно.
А чтобы отстричь провода, более чем достаточно камрадов.Берлин – место насиженное, нагретое. Прикормленных камрадовне в избытке, но в достатке. Даже не заходя вовнутрь, отстричь. С корнем вырвать. Следов не оставить. Сказать, что так и было. Пустяковина! Рот фронт!
И – звонок в срок не поступил? Маэстро, ваш проигрыш! Остаток после задатка получите, но вы сдались.
Такая шалая, но изгнанная мыслишка. Не по щепетильности. По дополнительным условиям, при которых отстригай, не отстригай…
Противники, да, телефонируют, сделав ход. Но для страховки телеграфируют– ход такой-то, подтвердите получение. Изначально планировалось – чтобы маэстро не увильнул. В конечном счёте получилось – анониму теперь не увильнуть. Даже вырвав с корнем провода.
Масса проблем у тебясразу возникает, сказал Сапожник? Где-то так, где-то так.
Ерохину много проще! Звонок с берлинского номера на берлинский же номер. С ближайшего (прогулочных двести метров) берлинского телеграфа сообщение на берлинский же (до востребования) телеграф.
А каково камрадам? Обеспечить бесперебойную цепочку – до подлинного, не берлинского, адресата. Mashinerija, всё отлажено, работаем.Но время, время! По сути, маэстро имеет фору во времени. Положим, сам об этом понятия не имеет, но ведь имеет. Фору.
До известной поры (до Rh6!) бог с ней, с такой форой. Можно и пренебречь ради схемы.Лишь бы маэстро ни сном, ни духом – ктои откуда сним играет. Обычный экстравагантный аноним – из Берлина, берлинский! А фора… Неустранимые издержки схемы.Прорвёмся! В конце концов, синклит не лыком шит.
Так-то оно так. Но здесь и сейчас…
Поджимает времечко! Ваш ход, синклит! Товарищу наркому предстоит ещё с места в карьер – на Ближнюю дачу, в Кунцево. Получить одобрение: или так.И ведь не сразу получить, а после намеренно раздумчивой паузы, после трёх-четырёх трубок.
С-сапожник, сын сапожника! И что характерно? Ведь уверовал – сам играет. Истово уверовал! «Могучая кучка» – сбоку припёка. Руководитель всесоюзной шахматной – вообще не пришей кобыле хвост, передаточное звено, курьер. Или так. Если победа…
Цейтнот, синклит, цейтнот! Неужто ваши способности вкупе с возможностями переоценены товарищем наркомом?
Наконец, синклит. Консультанты, с позволения сказать.
Все мыслимые и немыслимые условия для них созданы. Тепличные.
Дальняя дача. Бывшее имение Орлова-Чесменского! Широко жили фавориты нимфоманки, матушки-государыни!
Сотня гектаров английского парка. Корабельные сосны.
Родники – целых семь, включая главный, с львиной головой.
Пруды, битком набитые откормленной форелью.
И – дворец, не дворец… Одноэтажный, зато высота потолков под десять метров.
Зимний сад.
Отделанная деревом Большая столовая – с полсотни едоков уместится. Камин – оникс, опал.
Малая столовая – на дюжину едоков.
Необъятная спальня карельской берёзы – кровати видятся детскими.
Примыкающий санузел в сорок квадратов (с кушеткой!) – за месяц сплошь не обгадишь.
Ещё спальня, поменьше, поуютней – «чинаровая», в жёлто-коричневой гамме.
Кабинет по левую руку от холла – просто создан для генерации разумного, доброго, вечного.
Дворец, дворец!
Положим, теплился план сбагрить всю тёплую компанию непосредственно товарищу Ляскеру – на арбатскую квартирку в Спасоглинищевском переулке. Зазря ли предоставлена отдельная, комфортабельная – почтенному, бежавшему из Великой Германии от ползучих вольфовских кошмаров. Добро пожаловать, профессор! С женой, с женой, с благочестивой Мартой!