– …это будет продолжаться. Я сама чувствую себя, как на расстреле, словно беру чужое. А мы ведь даже сосны эти им привезли!
– И сосны очень быстро прижились. Растут со скоростью бамбука. Как здесь и были, верно, дочка? И шиповник с орешником, – дедушка потянулся, разминая плечи. – Красота ведь…
– Ага, как и наши технологии. Тут до войны только местная пикла на камнях еле теплилась, а потом еще десять лет рекультивацию проводили, воронки заращивали. А сейчас прям Рижское взморье… – мама не умела тормозить ни на катере, ни в беседе. Водить технику ей не разрешали ни папа, ни дедушка. И правильно! – Папа. Не пытайся сбить меня с толку. Я всегда была упорной девицей, – маму точно не переспорить. Владик знал по собственному опыту… – Может, ты все же поедешь с нами? Там никто не посмеет… за «Амурские волны» прищемить пожилому человеку пальцы! Пожилому землянину! Таирцу какому-нибудь, например, она бы так не сделала.
– Таирская делегация сейчас в гостях у местного правительства. Над ними нельзя шутить, ты же понимаешь, как жена дипломата-переводчика. Да таирцев и так Бог обидел – вместо пяти пальцев дал по три. А я свои успел вовремя отдернуть – всю жизнь играю на рояле, – дед рассмеялся. – Хотел и вам сыграть, похвастаться перед Владькой, что владею старинным инструментом. А хвастать, как ты знаешь, нехорошо… – но мама его шутки не поддержала.
– Отец, ты не должен оправдываться. Если кто и виноват, так это она, она поступила по-хамски. Ах, рука дрогнула, ах, крышка сорвалась!.. Ты честно заплатил ей, чтобы получить возможность сыграть на этом проклятом рояле, причем немало, а она…
– Она нечаянно…
– Ты сам-то в это веришь? Она нарочно…
– Большая ты у меня стала, сердитая, образованная, – дедушка ласково посмотрел на маму.
Замолчали. Казалось, даже лес затаил дыхание. Только ручей шептал что-то. Янтарные лучи простреливали кроны кротезианских сосен. Мальчику расхотелось играть.
– Это будет продолжаться, папа. Поедем, здесь тебя ничего не держит. Неужели тебе будет плохо с нами? Я, Владик, да и Андрей будем с тобой рядом. Жить вместе. Андрея перевели в штаб, на Землю. И знаешь, у нас в штабном городке искусственная речка. И сосны почти такие же есть. Хоть с веранды рыбачь! А какая там рыбалка на озерах – Андрюша покажет… будете варить ушицу!
Дед радостно встрепенулся:
– Да ты что?! Надо будет съездить, – и хлопнул по-молодецки ладонями по коленям. Но тут же замер.
– Болит? – вскрикнула мама. – Вот зараза прыщавая! – всплеснула руками. Точь-в-точь как бабушка когда-то. – Все. Отец, завтра же поедешь с нами. – Она решительно встала. Ее светлая футболка забелела пятном на фоне лесного приморского вида. – Здесь скоро и слово «ушица» вслух сказать нельзя будет. А ты кротезианский так и не выучил…
Дедушка возмутился:
– Чего это «не выучил»?! Выучил, во, – и дальше он закаркал что-то, зашипел, как ветер в кронах сосен.
Владик прыснул: произношение у дедули – хуже не бывает. Он ведь только что сказал: «Маленькие мышки с песнями падают в море». Мальчик просто представил себе эту картинку. Маму, похоже, она тоже рассмешила. Она покачала головой и пошутила:
– Вот точно, папа, точно! С песнями и в море! – дедушка не оценил шутки. – Ты же сказать хотел, что морские скалы помнят каждый прилив?
– Ну да, местная поговорка. А что сказал?
Мама махнула рукой:
– Неважно, отец. Но море там тоже присутствовало… Поехали домой, а? Ну хоть на пару месяцев… Я поднатаскаю тебя в кротезианском.
Ждать ответа Владик не стал. «Урррррррррааааааааа! Дедушка едет с нами!» – мальчик пулей вылетел из кустов, забыв о конспирации. Его переполняла радость. Дед прижал его белобрысую голову к своей груди и погладил сморщенными стариковскими руками. На левой три ногтя почернели. Вчерашняя крышка антикварного земного рояля. От деда пахло рыбой и старостью. Ему было тогда шестьдесят два года. Владику недавно исполнилось восемь.
Это были его последние кротезианские каникулы. Последнее янтарное лето, как оказалось.
Президент Звездной конфедерации, пятидесятилетний мужчина, стоял у окна и, потирая переносицу, смотрел на столичную мостовую. Моросил мелкий дождь, весна выдалась такой промозглой, что казалась осенью. Брусчатка мостовой блестела.