Выбрать главу

– Не буду больше есть лопухи. Живот болит, – заявил чернявый юноша, тоже бородатый. Славик, Владик? Ну, не помнит она.

– Ничего другого нет, – отрезала беременная. Кажется, Наташа? На лекциях она всегда сидела рядом с Игорем. Досиделась.

– Надо было тушенки заготовить, – не унимался чернявый, – а мы – только таблеток. Да и то, половина из них оказались просрочены. Мы их как в десятом году накупили, так больше не обновляли. Эх, не рассчитали…

– А мне и лопухи нравятся, – смело возразила Наташа.

– Тебе надо есть мясо, – сурово сказал Игорь. – Я не хочу, чтобы мой ребенок родился уродом. Нельзя всю беременность просидеть на лопухах. Завтра пойдем на охоту. Ведь на прошлой неделе нам удалось поймать выдру.

– Это была не выдра, – к разговору подключился еще один парень. Петя, Вася? Тамара решила расслабиться. Возможно, они сами скоро забудут свои имена.

– Дизель, пусть это будет выдра. Так спокойней.

Вот-вот, не стоило беспокоиться. Зачем им имена? У них есть клички. А клички она помнить не обязана.

– От выдры тоже живот болел, – этот чернявый Славик или Владик оказался нудным пессимистом.

– Выпей фестал. Там еще осталось, – язвительно посоветовал Игорь.

– Ребята, надо что-то решать. Мы так ноги протянем, – еще одна девушка. На лекциях всегда была такая старательная, серьезная. У нее было какое-то экзотическое имя… Точно! Вспомнила! Маша.

Маша, Ната, Игорь-босс, Дизель, Владик по прозвищу Банк и Мичурин (потому что занимался пищевыми добавками) встретили конец света, держась за руки. Сейчас смешно вспомнить. Пафос заканчивается быстро, а кушать хочется всегда. Игорь умом понимал, что в любом случае невозможно было подстелить соломку. Ната с ним солидаризировалась, потому что она была Его девушка. Остальные – нет-нет, да выговаривали Боссу за недальновидность. Одна Машка держалась, даже хорохорилась, что давно мечтала похудеть.

– Ребята, надо что-то решать. Мы так ноги протянем, – теперь еще и Машка.

Игорь не успел ответить. Издалека их кто-то окликал. До сих пор они довольствовались только обществом друг друга, потому не сразу поверили своим глазам. К ним, приволакивая ногу и опираясь на большой посох, подходил старец. При ближайшем рассмотрении он оказался не таким уж старцем: визуальный эффект создавали пегая борода, обожженная лысина, впалые щеки да женская длинная ночнушка без рукавов, издалека похожая на остатки рубища. По полю рубашки были игриво разбросаны голубые уточки, смелый вырез украшен красными бантиками. Просто в постапокалипсических скитаниях Виктора Андреевича сложилась такая ситуация, когда надо было срочно чем-то прикрыть наготу – все равно чем.

Выпускники MBA насторожились. Игорь спрятал тесак за спину и медленно поднялся навстречу гостю.

– Здравствуйте, – отчетливо-официально произнес он.

– Дети мои, я знал, что встречу вас! Я знал! Я верил! Я принес вам свет! – старец припал к груди Игоря и немножко порыдал на ней. Тесак в руке Игоря дрогнул.

– Дедок с приветом, – негромко предупредил Мичурин. – Ну его…

– Подожди, – сквозь зубы процедил Игорь и аккуратно отстранил Виктора Андреевича. Рука Игоря невольно задержалась на предплечье визитера. Игорь машинально похлопал Виктора Андреевича по спине. Жилистый, конечно, но и мясо есть.

Виктор Андреевич промокнул бородой слезы и сентиментально забормотал:

– Дети мои, ученики мои, продолжатели дела моего! В истории каждой цивилизации были суровые испытания. Но это не должно нас сломить! Мы теперь вместе – и значит мой духовный подвиг не был напрасным. Я последний и единственный носитель культуры на Земле! Я выучил всю историю цивилизации. Я передам эти знания вам, и ваша жизнь приобретет смысл! Этот день войдет в историю! Мы войдем в историю! Наши потомки будут прославлять нас в гимнах и украшать наши статуи цветами! Я знаю, как измучены ваши души! Провидение привело меня к вам! Я тот, кто вам нужен, тот, кого вы жаждали все это время…

– Да, это он удачно зашел, – Маша всегда была самая ушная.

– Вы поняли? – просиял Виктор Андреевич. – О, счастье! Они прозрели! Я прочту вам «Песнь о Гайавате», и все печали уйдут.

– «Песнь о Гайавате»… Правильно. Когда еще услышим? – незнакомым, глухим голосом произнес Дизель. – Босс, тебе помочь?

– Мальчики… Игорь, может быть, не стоит? – неуверенно спросила Ната.

– Ната, мужчинам лучше знать, – Маша вновь подтвердила репутацию самой умной.

– Я не хочу, чтобы мой ребенок родился уродом, – Игорь больше не прятал тесак. Правда, Виктор Андреевич этого не замечал. Его внимание полностью поглотил котелок с вонючим супом.

– Мои нетерпеливые ученики, я должен немного подкрепиться, – неожиданно заявил Виктор Андреевич. – Я не ел несколько дней, и память моя немного путается.

– Ладно, сенсэй, успеешь, – Игорь уверенно взял его за руку и кивнул в сторону развалин. – Пошли, сенсэй, здесь недалеко. Я тебя не задержу. А потом поужинаем.

Дизель воинственно сплюнул и двинулся следом за ними.

Тамара осторожно выбралась из зарослей. Она должна хорошо подумать прежде, чем принять новый мир.

Да, кстати, в колонии «ибисов» она видела множество гнезд с кладками яиц. Стащить яйцо – это ведь не то же самое, что убить птицу?

Тамара забросила на спину рюкзак и отправилась на закат, напевая тихо-тихо, чтобы случайно не потревожить обитателей нового мира:

Вы, в чьем юном, чистом сердце Сохранилась вера в бога, В искру божью в человеке; Вы, кто помните, что вечно Человеческое сердце Знало горести, сомненья И порывы к светлой правде, Что в глубоком мраке жизни Нас ведет и укрепляет Провидение незримо, — Вам бесхитростно пою я Эту Песнь о Гайавате!

Ринат Газизов

Жертвы в песках

Рассказ

В глаза бьёт утро.

Оно подёрнуто липкой духотой и изваляно в жёлтом песке, как будто сыр коркой спёкся. Лицо Танечки на фоне блёклого неба такое тёплое, загорелое. Ровный пробор и каштан до плеч; спелый живот натягивает платье.

«Зарядил ты свою женщину, – говорил мне доктор Чен, – зарядил– скоро выстрелит. Не салют, конечно, но и не вхолостую».

Завидуй мне, раскосый Чен, завидуй, мазила.

А ты буди меня, солнышко, гладь.

Оконца в фургоне нараспашку, веет дымом: снаружи дедушка Карл закурил, кашлянул.

– Мои пыльные мешки! – каркнул дед. – Тухнут мои мешки!

Это он о своих лёгких. Каждое утро здесь сырный песок под кромкой неба и дед, который встаёт раньше всех и пыхтит, коптит, булькает в недрах клочковатой бороды. Доктор Чен всё удивляется, почему Карл ещё не помер. Иногда он просит старика плюнуть на марлю или подставить спину под стетоскоп, а потом заявляет:

– Вы удивительно гниёте, мистер Зипли. Какая необоримая сила жизни чувствуется в вашем гниении! Оно достойно международных симпозиумов, мировое сообщество восхищалось бы вами…

– Мировое сообщество хочет, чтобы я поскорее сдох! – рявкает дед и тычет жёлтым пальцем в мою ухмыляющуюся физиономию.

Тогда мы с Танечкой смеёмся, зовём Карла в гости и разводим в кипятке сушёную колючку и стёртые в порошок кактусы. Дед оглядывает нашу лачугу на колёсах и признаётся, что здесь уютнее некуда. Больше всего ему нравится календарь, приклеенный к дверце холодильника. Между мартом и апрелем проступает Эйфелева башня; Тадж-Махал белеет рядом с летними месяцами. Дедушка Карл вздыхает, гладит матовую бумагу, словно портрет почившего друга.

Только часы фрау Ландерс и наш календарь могут указать «сегодня» – этой бездомной шавке, отбившейся от стаи, – положенное место.

– Ты выступаешь сегодня, – говорит Танечка, держась за живот. – Ребекка тебя выбрала.

Значит, пора.

Кудрявая Ребекка, девчушка семи лет, встала босыми ногами на вчерашние угли, и чёрная повязка легла на её глаза. В кулачке с оттопыренным указательным пальчиком скомкался носовой платок Фрэнка Миля, весь в крови своего бывшего хозяина.