Нынче катер продали, как убыточный, да и зима на дворе — куда ехать-то? И за что премию дали?
— Да не премию, недалёкий ты человек! — и кузнец потряс бумагой с какими-то письменами. — Нас в Париж зовут!
В бумаге было написано, что некий Галло-славянский литературный легион приглашает кузнеца в Париж, участвовать в массовых гуляниях в честь Гоголя.
— Почему в Париже? — удивился Оскар.
— Пьянствовать будете? — уточнил Опарыш.
— Тебя в качестве Вия приглашают? — блеснул начитанностью Игорь.
— Вы что, не поняли? — Лёха с жалостью оглядел коллег. — Это же шанс!
Бугор молча наблюдал эти массовые беспорядки… то есть гуляния, а потом вполне резонно заметил:
— Так пригласили-то тебя, нам какая радость?
Радость не радость, а тема для серьёзных раздумий всё же имелась. В следующем письме кузнеца просили рекомендовать каких-нибудь талантливых писателей из глубинки, чтобы их не стыдно было показать взыскательной парижской публике. И у кузнеца возникла бредовая идея.
— Что? Писателем? Да я!.. Да мне!.. Я в твои годы ванны на пятый этаж на спине подымал! Я с сороковой отметки падал! У меня трудовой стаж с четырнадцати лет! — ярости бугра не было предела. — А ты из меня писателя сделать хочешь?!
Все с укоризной посмотрели на Лёху.
— Ты это, Алексей, не подумавши сказал, — покачал головой Оскар. — У нас ведь тоже принципы есть, не смотри, что мы не из аристократов.
— Я писать ничего не буду, — ушёл в несознанку Вовка.
— И подписывать тоже, — добавил Игорь.
— Так вам ничего писать и не придётся, — Лёха пожал плечами. — Я сам уже всё за вас написал и отправил.
Если бы кто-то испортил воздух во время обеда, это вызвало бы реакцию менее бурную, чем заявление кузнеца. Сварщик обещал Лёху зарезать, бугор сетовал, что Сталина нету, Волокотин сказал, что подаст в суд прямо сейчас, и даже извлёк из кармана бесполезный мобильник.
— Как мы людям в глаза смотреть будем? — спросил Оскар. — Они ведь будут пальцами тыкать и говорить — смотрите, вон писатели пошли.
— Да чего такого? — растерялся кузнец. — Они ж французы, им всё равно, писатели вы или асфальтоукладчики.
— А при чём тут французы? — удивился Оскар. — Нас тут писателями обзывать будут.
Об этом Лёха как-то не подумал, но сдаваться не собирался.
— А мы не будем говорить, что мы в качестве писателей едем.
— А в качестве кого? — усмехнулся Вовка.
Лёха какое-то время шарил глазами по кухне, посмотрел в окно, опустил взгляд — и так хлопнул себя по лбу, что если бы там были мозги — вылетели бы через уши.
— Мы как специалисты по монтажу и ремонту аппаратуры парового вещания поедем.
Мужики переглянулись.
Каждый русский человек — или, если быть точнее, каждый человек, думающий на русском языке, — в душе немного аферист. Лёха написал несколько рассказов, подписал их именами своих коллег и отправил во Францию на авось. Он вовсе не был уверен, что рассказы по стилистике так уж отличались друг от друга и тем паче от его собственной. Более того — Лёха совсем не был уверен в наличии собственной стилистики.
Однако прокатило. Может, потому что общий уровень писателей был невысок, может, потому что невнимательно читали, но не прошло и недели, как из Франции ответили: приглашаем всех.
Конечно, пришлось ещё множество мелких вопросов утрясать. Например, со срочностью оформления загранпаспорта. Времени-то — от силы месяц, а сроки в ОВИРе на порядок больше. Лёха так об этом в легион и написал: типа, мы документы собрали, но нас не хотят оформить быстро. Уже на следующий день загранпаспортами занялось областное управление миграционной службы. И всего-то один звонок по паровой связи из Парижа!
Но если бой с бюрократической машиной был просто нудным и долгим, то битва с роднёй оказалась вообще изматывающей. Жёны, дети и прочие, кого мужики хотели брать с собой в загранку, наотрез отказывались уезжать насовсем. Даже у Игоря жена, которую, по его словам, он держал в ежовых рукавицах, наотрез отказалась продавать дом и хозяйство и вообще — покидать родину. И дочек пригрозила не пустить.
— Зарежу, — психовал сварщик.
Риск был, и риск немалый. Ну, продали бы мужики здесь квартиры, машины, дома, садовые участки и мебель. Ну, выручили бы каждый в среднем по миллиону-полтора… Ну, обменяли бы на европейскую валюту… так ведь это же всего-навсего двадцать-двадцать пять тысяч в ихних деньгах, какую халупу можно снять за такие деньги, и как долго можно продержаться? К тому же цены на недвижимость в городе как-то вдруг резко упали: все норовили продать квартиру, недорого, срочно, как будто все собирались ехать в Париж.
В конце концов мужики решили ничего не продавать. Кто знает — вдруг придётся возвращаться? И тут возникла другая проблема — где взять денег? Сроку на обустройство в столице Франции было не так уж и много: за те три дня, пока Лёха будет изображать делегацию уральских писателей, мужики должны были найти работу и подать просьбу о политическом убежище. Шастать же по незнакомому городу, да ещё и без цента в кармане, да ещё и зная, что в номере тебя ждут голодные жена и дети, как-то мужикам не улыбалось.
И, между прочим, Гардин заметил всеобщее мельтешение в бригаде.
— Чего шепчетесь по углам? — спросил начальник.
— Да вот, в Париж собрались, — ляпнул Опарыш.
— Куда? — опешил Гардин.
С грехом пополам Лёха объяснил, что разместил в паровой сети информацию о деятельности своей… нашей бригады, и их… нас пригласили в Париж на слёт паротехников всего мира.
— А тебя-то с какой стати? — спросив Гардин у кузнеца. — Ты не слесарь.
— А я их… наш продюсер, — дерзко ответил Лёха.
— Посмотрите на него — «продюсер», — передразнил начальник. — Это я продюсер, а ты всего лишь пиар-менеджер.
— Чего? — спросили все.
— Деньги вы откуда брать собираетесь? Небось, не одни поедете, а с жёнами и любовницами? — Гардин подмигнул Игорю, и все поняли, что сварщик кого-то зарежет. — Короче, деньги я беру на себя. А ты, — и он ткнул пальцем Лёхе в грудь, — обеспечь письмо из Парижа генералу.
Как относиться к Гардину после этого заявления, мужики не знали. Он, конечно, мохнорылый, и хам, и вообще — казалось, все земные пороки сосредоточились в начальнике РММ, а вот поди ж ты — продюсер. То, что Гардин пробивной, знали все. И отказываться от его помощи было глупо и недальновидно. Но и рассказывать о настоящей цели вояжа было бы весьма неосмотрительно. Поэтому Лёха зарегистрировал на одной из французских бойлерных новый паровой адрес, с которого и отправил на имя генерального директора точную копию своего приглашения, только вместо юбилея Гоголя и прочего литературного барахла вставил конференцию по развитию ВД-технологий и защите паровых программ.
Гардин пришёл к генеральному и сказал, что, де, надо сделать командировку бригаде. Всё-таки не всех подряд и не куда попало вызывают, а только самых лучших и в сам Париж!
— А кто за отоплением смотреть будет? Кто технологические установки ремонтировать будет? — насупил брови генерал.
Гардин сказал, что не надо делать вид, будто эти технологические установки прямо сейчас кому-то нужны, а с отоплением и бойлерщики управятся, не маленькие.
Конечно, «Промжелдортранс» на текущий момент переживал не лучшие времена, но письмо из заграницы, да ещё и нижайший поклон генеральному… если опустить все подробности, то выдали командировочных каждому по десять тысяч, чтобы, значит, суточных по пятьдесят евро на брата выходило. Не бог весть какие деньги, но ведь халява, могли и этого не дать.
И ещё Гардин намылился ехать.
Известие это бригаду напрягло.
— Ты что, за него тоже рассказ написал? — спросил Игорь Лёху.
— Ни словечка, — поклялся кузнец.