— Мерзавцы, — пробормотал Джим, разрывая подписку о неразглашении. Клочки бумаги полетели в Сэлинджера. Тот как ни в чем не бывало налил себе минералки.
Вполголоса ругаясь, Джим вышел из кабинета, от души хлопнув дверью.
— Как глупо, — с грустью сказал в пустоту Гарри Сэлинджер. — И как предсказуемо.
Томми мирно посапывал в своей кроватке. Его глаза были закрыты, а грудь спокойно вздымалась и опускалась в такт тихому дыханию.
Джим не отрываясь смотрел на сына, а рядом весело щебетала Элен.
— Милый, как хорошо, что все наладилось, — сияла она. — Все-таки эти мусоропроводы такие прекрасные вещи. Милый, что с тобой?
— Прекрасные, — повторил Джим, глядя на встревоженное лицо жены. Ему хотелось придушить ее. — Конечно, прекрасные.
— Ты что-то бледный. Почему бы тебе не выбросить мусор прямо сейчас, а?
— Да, — согласился Джим. — Действительно.
И он отправился к мусоропроводу.
Весь путь от компании «Мэлоун инк.» до дома его преследовали видения. Глаза существа, наполненные болью, ужасом, ненавистью, агонизирующие в темноте ящика-ловушки, они обвиняли, они звали, они умоляли, наконец. Это было невыносимо.
Джим уже решил, что не успокоится, пока не выведет дельцов из корпорации Мэлоуна на чистую воду. Но сначала нужно было помочь тому несчастному, которого медленно убивали Томми, Элен, розовощекий толстяк с кейсом и прочие бесчувственные ублюдки.
Двое таких мерзавцев как раз суетились возле мусоропровода.
— Пошли вон! — заорал Джим, расталкивая их.
— Эй, какого черта? — возмутился белобрысый парень в синей майке и длинных шортах цвета хаки. — Подождите своей очереди, мистер!
Джим без раздумий ударил его в челюсть.
Парень охнул. Его спутница, миловидная девица лет восемнадцати, тоненько взвизгнула и, схватив возлюбленного за руку, потащила его прочь.
Но Джим уже забыл про них. Он соображал, как освободить существо. Двинулся было к задней панели, чтобы открутить фиксаторы с крышки, однако тут его осенило. Джим взялся за рычаг активации сброса и дернул.
Теперь все его эмоции текли в окошко мусороприемника.
Джим закрыл глаза и расслабился. Картинки из жизни проплывали перед ним. Зеленая лужайка возле дома родителей. Аккуратный белый заборчик. Старые качели с поцарапанным сидением. Свист ветра в ушах. Как с Кэтти, соседской девчонкой, собирали искры росы поутру, чтобы кидаться ими в бледное многоцветье радуги. Беззаботным паровозиком отстучала в памяти молодость, чтобы смениться другими эпизодами. Счастливая Элен в белом платье. Первые слова Томми. Первые шаги.
Существо оживилось, потянулось к нему, доверчиво протягивая маленькие ручонки. Джим чувствовал это, хотя и не видел. Повинуясь внезапному наитию, он запел:
Существо обрадовалось, захлопало ручонками, загудело. Совсем как Томми, когда Джим усыплял его старинной колыбельной.
Джима охватило чувство странной эйфории, волнительной и безмятежной. Он ощущал полное, безграничное единение с существом, которое укутывало его лаской и заботой. Он словно погружался в волшебный сон.
В глубине корпуса мусоропровода птилетэк довольно урчал.
Фотографии не могут заменить живых людей. Гарри Сэлинджер был согласен с этим утверждением, но каждый раз, оставаясь допоздна в офисе компании «Мэлоун инк.», лез в ящик стола и вынимал старенький потрепанный фотоальбом.
Вот Лиза Кохорн, их медсестра. Болтушка Лиззи, простодушная и застенчивая. Очень добрая. Наверное, поэтому она стала первой из тех, кого выпили твари с Пти. Эти ангельские создания обожали вкус доброты и сочувствия.
Первый помощник Смит, судовой врач Райхарт, механик, электрик, первый пилот, геохимик и его жена, штурман и технический руководитель экспедиции. Сэлинджер перелистывал страницы, вглядываясь в лица товарищей по тому злосчастному полету. Погибших товарищей.
А вот космодесантник Крайт, здоровый детина с растрепанной шевелюрой и рыжими бакенбардами. Тот, когда понял в чем дело, схватился за лучемет и принялся стрелять. Твари ударили по нему его же ненавистью, точно кувалдой искрошив кости в труху.
Сэлинджера и еще нескольких уцелевших тогда спасла обшивка. Твари не могли воздействовать на людей через металл. Это свойство помогло в борьбе с ними позже…
— Мистер Сэлинджер?
В комнате стоял человек. Один из сотрудников службы безопасности корпорации.
— Джим Элри? — полуутвердительно спросил менеджер.
Человек кивнул.
— Несчастный случай?
— Все как обычно. Вы же знаете.
Сэлинджер знал.
— Будете присутствовать на утилизации? — поинтересовался человек.
— Да.
Он никогда не пропускал процедуру утилизации контейнеров. Никогда.
— Можете идти.
— Есть, — человек чуть замялся. — У вас нездоровый вид, сэр.
— Голова побаливает. Не стоит беспокоиться, иди.
Сэлинджер не лукавил. Голова и правда раскалывалась с самого утра. Поэтому, едва захлопнулась дверь кабинета, он вытащил из кармана пиджака две таблетки аспирина и бросил их в стакан с водой.
Наблюдая, как они с шипением растворяются, Гарри Сэлинджер с тоской думал о том времени, когда никаких мусоропроводов не было и в помине.
Владимир Голубев
Теорема Нёттер[2]
Город Кинешма, лето прошлого века
— Мам, дай на мороженое!
— Спроси у папы.
— Пап, дай на мороженое!
— Сколько? Гривенник? Держи.
— Мам, я пошел!
— Вовка! Со двора — никуда! Смотри мне!
— Ладно!
Дети собрались во дворе, на лавочке возле сараек. Ровесники, перешедшие в четвертый класс, толстяк Сашка Толбузин, дочка дворничихи Наташка Рыбакова и вихрастый Вовка Курочкин.
— «Морожку» не привезли?
— Не-а. Еще рано.
Большие круглые часы, висевшие над входом в универмаг и видимые через раскрытые ворота, показывали без двадцати девять.
Вовка держал монетку в кулаке, в кармане штанов.
— Во что поиграем?
Рыба сказала:
— Давайте в «сыщики-воры»!
Вовка возразил:
— Не получится, нас всего трое.
— Ну и что, — возразила Рыба, — один вор, два сыщика.
— И кто будет вор? Уж не ты ли?
— А хоть бы и я!
— Из тебя вор… Ты на чердак боишься и в подвал боишься.
— Ага, там темно! А в подвале мыши. Ну, буду сыщиком…
— Сыщик ищет вора на чердаке да в подвале. Все равно не получится. Два сыщика быстро поймают одного вора, а один сыщик двух воров совсем не поймает. Надо чтоб поровну было. А Цыкал что не выходит, может, Цыкала позвать?
— Он с мамой ушел. Я, когда выходила, видела.
— Тогда давайте в «ярки».[3]
— Мячика нету, — сказал Толбуз, — мой собака порвала, а еще у Цыкала только есть.
— А в прятки?
— В прятки можно, а, Вовка?
— Давай!
— В скверике можно прятаться?
— Нельзя, — нахмурился Вовка.
— Почему?
— Надо дорогу переходить. Мама заругает.
— Она не узнает!
— В окно увидит. Окна-то в ту сторону.
— Твоя мама на работе!
— Ты что, сегодня воскресенье!
— Ладно, в скверике не будем. А в собачьем дворе можно?
— Не-а, только в нашем. Кто водит?
— Сашкина очередь, — ответила Рыба. — Чур, не подсматривать! Ты в тот раз подсматривал, хлеза![4]
— Сама хлеза! Ничего я не подсматривал…
— Ладно, давай води.
Сашка Толбузин положил руку на щербатую кирпичную стену, уткнулся лицом.
Вовка и Наташка побежали в разные стороны.
— Раз, два, три, четыре, пять… — начал он.
— Считай побольше! До десяти считай! — донеслось со стороны сараек.
— …шесть, семь, восемь, девять, десять. Я иду искать. Кто не спрятался — я не виноват!
3
Водящий высоко подбрасывает маленький мячик. Игроки разбегаются. Водящий ловит мячик и кричит «Замри!». Он должен, не сходя с места, попасть мячиком в любого игрока. При промахе он водит опять. Задача игрока — увернуться от мячика. Игрок не может изменить положение ног или касаться руками земли. Если он нарушает это или в него попадает мячик, он становится водящим. Но если игроку удастся поймать мячик, то водящий остается еще на две игры.