Погоди! А кто мешает Курочкину составить свою карту?
Он бродил по улицам, искал отверстия в стеклах и записывал адреса. Отверстия были, не очень много, но были. Они иногда виднелись на вторых и третьих этажах. Постепенно поиск вошел в привычку. И даже гуляя со своей ненаглядной сероглазой Леной, он озирался по сторонам и иногда что-то записывал.
Ему удалось купить карту Рязани, когда расположение «почтовых ящиков» на ее территории перестали скрывать и от тех людей, которые в них работают.
Курочкин уселся вечером за стол, включил настольную лампу. Он расстелил карту на столе, достал блокноты с записями и принялся за дело.
Просидев до глубокой ночи, Володя взглянул на плоды трудов своих. Расположение отверстий было совершенно беспорядочным. Он не стал ломать голову, а лег спать.
В этот остаток ночи ему приснилась ночь на Волге, непокорный метеор, летящий навстречу потоку, паук с маленькой рогаткой, шагающие статуи острова Пасхи, Игорь Евгеньевич Морозов, съезжающий на желтом портфеле с пирамиды Хеопса и кричащий: «Кто не спрятался — я не виноват!». Снилось что-то еще, но он не запомнил. Утром встал невыспавшийся и злой. «Занимаюсь ерундой, как мальчишка».
Следующим вечером молодые люди, как всегда, прогуливались по старинной набережной. Володя вдруг остановился. Он посмотрел в серые глаза девушки, волнуясь, произнес:
— Лен, давай поженимся…
Она ответила с улыбкой:
— Уж думала не дождусь…
И — закрутилось-завертелось. Через год родилась дочка. Заветная карта чуть было не потерялась в домашнем барахле, о чем, впрочем, Курочкин вряд ли бы пожалел. Не до того было. Но карта сохранилась. Она тихо стояла среди обрезков обойных рулонов и терпеливо ждала своего часа.
Курочкин сменил несколько работ, пока не пришел на небольшое частное предприятие, выпускающее металлоконструкции. Его упорство и ответственный подход к делу дали плоды: сначала поставили мастером, а через три года — начальником участка. Зарплату стало не стыдно приносить жене, а рабочие величали его Владим Сергеичем.
И вот однажды, когда супруги решили выбросить старый хлам, карта попалась на глаза.
— Пап, что это? — спросила дочка.
— Одна старая заноза, — ответил он.
— Нет, пап, занозы — они деревянные.
«Мамедов не смог извлечь никакой информации из своей карты. Почему? Наверняка у него хватало научно-технических знаний, если он писал для „ТМ“. Значит, дело не в нем, а в самой карте. Но, может, он что-то упустил?»
Владимир Сергеевич купил еще десяток карт, скопировал на них точки и принялся за работу. Он пытался проводить циркулем окружности в надежде найти некий центр, откуда исходило воздействие на стекла. Когда стало ясно, что циркуль здесь бесполезен, инженер взял линейку. Вторая карта покрылась треугольниками, квадратами, многогранниками. Третья пучками отрезков, исходящих из разных точек… Курочкин искал закономерность.
Он искал прямые или равные углы — все было напрасно. Иногда у него, казалось, сами собой, получались фигуры, напоминающие каббалистические знаки. «Вот так рождаются глупые мифы», — думал он, сворачивая очередную карту и пряча ее за шкаф.
«Нужна свежая идея. Сидеть над картой нет смысла. Потому что в ней не хватает какого-то фактора». Интересная проблема не давала покоя. Курочкин порой ловил себя на том, что думает о про битых стеклах и на работе, и на улице, и за обедом, и даже во сне.
«Ну какое мне дело до этих дырочек. Все это полнейшие глупости, чушь, вот Ленке сапоги купить — это серьезно. И вообще, к зиме всем одеться надо…»
Но хороший инженер выходных не имеет и нерешенных задач не терпит. Потому что нерешенная задача норовит перейти в нерешаемую.
А доказать нерешаемость сложно, ибо любая задача есть частный случай, и надо будет доказывать нерешаемость для всего класса подобных задач. Это отнимет силы и время, а взамен всего лишь потешит самолюбие. Но для хорошего инженера это вопрос принципа…
Равнодушный к футболу, рыбалке и пиву, Владимир Сергеевич любил книги. Лучшим своим временем он считал послеобеденный отдых в выходные дни. Это были святые, неприкосновенные часы. И никакие дела, по важности уступающие пожару, не могли поднять его в это время с дивана. «Обломов», — улыбалась жена, ерошила его редеющие вихры и не донимала своего благоверного. Жены, напуганные массовым пьянством, готовы простить нам многое в обмен на трезвость. Они, бедные, и не догадываются, что быть трезвым — легко и приятно!