— А ты видел богов?
— Да ты тише, тише, сестер-то разбудишь, — отец замахал тощими руками, — видел, видел, я их два раза видел, первый раз не помню ничего, я тогда еще маленький был… помню, шум, гам, боги едут, боги, все бегут, смотреть, смотреть, меня дядя на плечи посадил, я тогда все головой по сторонам вертел, как высоко было… высоко сижу, далеко гляжу… А потом стали меня спрашивать вечером, как я видел богов, — а я их и не видел вовсе, все на людей смотрел… Второй-то раз уже ничего, меня с парнями прямо к божьим колесницам послали, как разверзлись колесницы, как божьи дары на землю посыпались, так мы и выгружали все оттуда… Железа помню много-много, и даже кое-где не ржавое… тряпки, помню, мы себе еще тогда такие костюмы сшили, вам, молодым, и не снилось, помню, тогда мы и поженились с твоей матерью… И вот теперь опять боги придут, опять привезут все…
— А платье привезут?
— Привезут, если вести себя хорошо будешь. А то ты же у меня такая вертихвостка, одни гулянки на уме, а про уроки и не думаешь… Да оставь ты этот учебник, ты лучше подумай, в чем пойдешь завтра к ним, к богам-то! Кофту там посмотри, бусы…
Танка наклонилась над платяной коробкой, вынимая потрепанные вещи, пропахшие сыростью, отец открыл Новейший Завет, толстую тетрадь, которую он нашел где-то здесь же, на земле, и написал на ней этот самый Завет. Хорошая здесь земля — она человека и наденет, и накормит, и согреет, и тетрадь даст, и карандаш, и бусины разбросаны по земле, знай только собирай и плети из них пестрые бусы… Благословенная земля, которая сама заботится о человеке…
— …И прогневались боги, и изгнали людей из вечного Города Богов, из Города Изобилия, и ушли люди на землю обетованную, где живут до сих пор… Но была земля холодной и неустроенной, и Дух Божий носился над ней. И взмолились люди к богам, которые оставили их, и возопил род человеческий, и просили люди богов сжалиться над ними и послать им одежду и пищу, хлеб и картон, из которого люди строили дома свои… И сменили боги гнев на милость, и каждый год приходили боги в разные города, и приносили боги милость свою и дары свои… Дары… свои… что там дальше, не разобрать ничего… Танка, дай мне карандаш, подпишу тут…
— Кончился карандаш, — Танка обреченно пошарила под заляпанной скатертью.
— Кончился? Эх, сорока, не могла карандаш найти, пока с Марком своим гуляла? Уж чего-чего, а карандашей-то у нас всегда навалом…
— А завтра боги приедут, карандаш привезут, — не растерялась Танка.
— Ну да, конечно… Вот, посмотрят на Танку, скажут, вот, нехорошая Танка, не учит ничего, карандаш отцу найти не могла… и уедут боги…
Танка хотела испугаться, посмотрела, что отец улыбается, сама засмеялась. Огонь медленно догорал, уже не было видно карандашных строчек, да и силуэт отца едва-едва виднелся в углу комнаты. Легкий ветерок хлопал ржавыми листами, укрывающими крышу, шуршал бумажками и ошметками, в изобилии покрывавшими землю. И вся земля здесь была вот из таких бумажек и ошметок, это была — земля, кормилица…
— А Конец Света будет? — тихонько спросила Танка.
— Может, и будет, — отец задумался, — правильно говорят, есть предел божьему терпению, вот, посмотрят на все грехи наши, да и сметут нас с лица земли. А то что творится-то, дети родителей не почитают, люди неправду говорят, друг другу из-за цветной тряпки завидуют… Хорошо хоть воровать разучились, про убийства я и не говорю уже… А все равно грехов-то достаточно… Вон, говорят, в какой-то город приезжали боги, даров богатых людям оставили, и говорят: уходите, говорят, отсюда, скоро прогневаемся, уничтожим всех вас…
— Страшно, — призналась Танка.
— А что страшно, по совести жить надо, вот и не страшно будет, — отец задул робкое пламя, — спать давай ложись, платье-то назавтра приготовила?
Танка робко переминалась с ноги на ногу перед домом Марка — сегодня она подошла совсем близко к дому, потому что в суете и неразберихе ее все равно не заметят. Все спешили, женщины второпях латали замызганные юбки, цепляли разбитые брошки, серьги — серьги были целыми, только на каждом ухе разная. Мать Марка ушла из дома еще рано утром, теперь можно было стоять перед нагромождением щитов и досок, ждать, ждать…
— А вы, барышня, к Марку, да? — послышался сзади хриплый каркающий голос. Танка обернулась, посмотрела на мужчину в выцветшей куртке, почувствовала, что краснеет. Она так хотела остаться незамеченной… Как будто здесь это было возможно…
— З-здравствуйте… А вы его отец, да?
— К вашим услугам… барышня, — он приподнял несуществующую шляпу, — ну пройдем, что ли, посидишь тут, пока Марк придет, он матери там что-то поднести должен, а потом вернется… Вот, чаю выпей, хороший пакетик, его раза два заваривали, не больше… Карамельки тут…
— Ой, ну что вы, неудобно прямо, — Танка смутилась.
— А что неудобно, я же магнат, я же стекло сдаю, мне этих карамелек купить раз плюнуть, — он засмеялся, показал черные зубы.
— А… вам там за стекло карамельки дают? — набравшись храбрости, спросила Танка.
— Не, девочка, за стекло мне бумажки дают цветные, а за бумажки там уже все… Карамельки, тряпки, покушать что… вон, жене молоко приношу, она же хворая…
— Это в Городе Богов, да? Вы были… в Городе Богов?
— Нет, девочка, это не в городе… В город-то кто нас пустит, там кордоны… А под городом там домик стоит, стекло в нем берут, жертвоприношение такое… Отдашь им стекло, они тебе бумажек надают, а там и на рынок, а на рынке все, все… Что покушать, что надеть, карамелек вон принести, лекарства, ежели болеет кто… Тут, главное, про дом свой не забывать, а то был у нас один, Митька, он как в город попал, как бумажек за стекло получил, так и сорвался…
— В пропасть? — испугалась Танка.
— Ну, считай, что в пропасть. Пить начал, деньги-то есть, что бы не напиться… Дома жена его била, била, что он в Город Богов ушел, ничего не принес… А он все за свое, как в город, так пить… Жена его выгнала, а ему уже на все плевать, кроме водки и не видит ничего… Так и пропал Митька, в Город пошел и пропал… Боги его покарали… Боги, они такие, все видят… Тут же раньше сколько городов было, все повымерли — там, где люди спиртяку из земли гнать начали… Так что дрянное это дело, пить-то…
— А Богов вы видели?
— Видел. Сторонятся они нас, боги, не любят нас боги… Помню, у них там дом на колесах был, сам по себе ездил. В дом заходишь, бумажку цветную даешь и катаешься. Так я зашел, меня прогнали. Как только пронюхали, что я не из Города Богов…
— Дом сам ездил? — глаза Танки широко распахнулись.
— А то, девочка… Как тебя, Настя, что ли?
— Танка.
— Ага, Танка… Священника дочка, значит… Или вот еще, в Городе Богов, дом такой стоит… заходишь туда, там вонища внутри и темно… И по стене картины живые бегают, и разговаривают. Что смеешься, не веришь? Да я и сам не верю, мне люди рассказывали, я туда пошел, меня выгнали…
— Почему… выгнали?
— Так это же храм, девочка! Как тебя… Инна… А в храм простым смертным дорога заказана…
— Туда, говорят, люди после смерти попадают…
— Ну, поживем, увидим, куда они там попадают…
— Разве боги об этом не говорят?
— Да что говорят… не любят нас боги… Боятся нас…
— Боятся?
— Боятся, конечно, что мы придем со своих земель и отберем у них все…
— Разве можно у богов отбирать?
— А ты думала, нельзя? Думала, весь век тут жить будем? Говорят же, — он наклонился к Танке совсем близко, — говорят же, что сами мы богами были и в Городе Богов жили. А потом сюда ушли, а вот почему ушли, я не знаю. Согрешили, говоришь, нас и изгнали из рая? Это сказочки папы твоего из Новейшего Завета… Война, что ли, какая-то была, или просто… Выжили кого-то из Города Богов, для кого работы не нашлось… Так что, девочка, мы такие же боги, как они, я это понял, когда в Город пришел: мне рожу помыть да одеяния бога надеть, меня и не отличить будет. И Город этот — наш. Как папаня твой говорит, Рай На Земле… этот рай ждет нас…