– Этот ваш Человек, – сердито сказал Панин, – еще не знает толком, что у него под ногами, а уже хватается за звезды.
– На то он и Человек, – ответил Малышев. – Он таков. Смотри, Борис, не лезь против законов природы. Это от нас не зависит. Есть закон: стремление познавать, чтобы жить, неминуемо превращается в стремление жить, чтобы познавать. Неминуемо! Познавать ли звезды, познавать ли детские души...
– Хорошо, – сказал Панин. – Пойду в учителя. Детские души я буду познавать для всех. А вот для кого ты будешь познавать звезды?
– Это второй вопрос, – начал Малышев, но тут Гургенидзе вскочил и заорал, сверкая белками:
– Ты хочешь ждать, пока изобретут твою тирьямпампацию? Жди! Я не хочу ждать! Я полечу к звездам!
– Вах, – сказал Панин. – Потухни, Лева.
– Да ты не бойся, Боря, – сказал Кондратьев, не поднимая глаз. – Тебя не пошлют в звездную.
– Почему это? – осведомился Панин.
– А кому ты нужен? – закричал Гургенидзе. – Сиди на лунной трассе!
– Пожалеют твою молодость, – сказал Кондратьев. – А для кого мы будем познавать звезды... Для себя, для всех. Для тебя тоже. А ты познавать не будешь. Ты будешь узнавать. Из газет. Ты ведь боишься перегрузок.
– Ну-ну, ребята, – встревоженно сказал Малышев. – Спор чисто теоретический.
Но Сережа чувствовал, что еще немного – и он наговорит грубостей и начнет доказывать, что он не спортсмен. Он встал и быстро пошел из кафе.
– Получил? – сказал Гургенидзе Панину.
– Ну, – сказал Панин, – чтобы в такой обстановке остаться человеком, надо озвереть.
Он схватил Гургенидзе за шею и согнул его пополам. В кафе уже никого не было, только у стойки чокались томатным соком трое асов с Командирского факультета. Они пили за Ляхова, за Первую Межзвездную.
...Сережа Кондратьев пошел прямо к видеофону. «Сначала надо все привести в порядок, – думал он. – Сначала Катя. Ах как некрасиво все получилось! Бедная Катя. Собственно, и я тоже бедный».
Он снял трубку и остановился, вспоминая номер Катиной комнаты. И вдруг набрал номер комнаты Вали Петрова. Он до последней секунды думал о том, что надо немедленно поговорить с Катей, и потому некоторое время молчал, глядя на худое лицо Петрова, появившееся на экране. Петров тоже молчал, удивленно вздернув реденькие брови. Сережа сказал:
– Ты не занят?
– Сейчас не особенно, – сказал Валя.
– Есть разговор. Я приду к тебе сейчас.
– Тебе нужен седьмой том? – сказал Валя, прищурясь. – Приходи. Я позову еще кое-кого. Может быть, пригласить Кана?
– Нет, – сказал Кондратьев. – Еще рано. Сначала сами.
Глава вторая
ВОЗВРАЩЕНИЕ
ПЕРЕСТАРОК
Когда помощник вернулся, диспетчер по-прежнему стоял перед экраном, нагнув голову, засунув руки в карманы чуть ли не по локоть. В глубине экрана, расчерченного координатной сеткой, медленно ползла яркая белая точка.
– Где он сейчас? – спросил помощник.
Диспетчер не обернулся.
– Над Африкой, – сказал он сквозь зубы. – Девять мегаметров.
– Девять... – сказал помощник. – А скорость?
– Почти круговая. – Диспетчер обернулся. – Ну что ты мнешься? Ну что там еще?
– Ты, пожалуйста, успокойся, – сказал помощник. – Что уж тут сделаешь... Он задел Главное Зеркало.
Диспетчер шумно выдохнул воздух и, не вынимая рук из карманов, присел на ручку кресла.
– Сумасшедший, – пробормотал он.
– Ну зачем же ты так? – сказал помощник неуверенно. – Что-нибудь случилось... Неисправное управление...
Они помолчали. Белая точка ползла и ползла, пересекая экран наискосок.
Диспетчер сказал:
– Как он смел войти в зону станций с неисправным управлением? И почему он не дает позывные?
– Он подает что-то...
– Это не позывные. Это абракадабра.
– Это все-таки позывные, – тихонько сказал помощник. – Все-таки вполне определенная частота...
– «Частота, частота...» – сказал диспетчер сквозь зубы.
Помощник нагнулся к экрану, близоруко вглядываясь в цифры координатной сетки. Потом он поглядел на часы и сказал:
– Сейчас он пройдет станцию Гамма. Посмотрим, кто это.
Диспетчер угрюмо нахохлился. «Что можно сделать еще, – думал он. – По-моему, все сделано. Остановлены все полеты. Запрещены все финиши. Объявлена тревога на всех возлеземных станциях. Турнен готовит аварийные роботы...»
Диспетчер нашарил на груди микрофон и сказал:
– Турнен, что роботы?
Турнен не спеша отозвался:
– Я рассчитываю выпустить роботов через пять-шесть минут. Когда они отстартуют, я вам дополнительно сообщу.
– Турнен, – сказал диспетчер. – Я тебя прошу: не копайся, пожалуйста, поторопись.
– Я никогда не копаюсь, – ответил Турнен с достоинством. – Но и торопиться напрасно не следует. Я не задержу старт ни на одну лишнюю секунду.
– Пожалуйста, Турнен, – сказал диспетчер. – Пожалуйста.
– Станция Гамма, – сказал помощник. – Даю максимальное увеличение.
Экран мигнул, координатная сетка исчезла. В черной пустоте возникла странная конструкция, похожая на перекошенную садовую беседку с нелепо массивными колоннами. Диспетчер протяжно свистнул и вскочил. Этого он ожидал меньше всего.
– Ядерная ракета! – воскликнул он с изумлением. – Что такое? Откуда?
– Да-да, – нерешительно проговорил помощник. – Действительно... Непонятно...
Диковинная конструкция с торчащими из-под купола пятью толстыми трубами-колоннами медленно поворачивалась. Под куполом дрожало лиловое сияние, – колонны казались черными на его фоне. Диспетчер медленно опустился на подлокотник кресла. Конечно, это была ядерная ракета. Точнее, ядерный планетолет. Фотонный привод, двуслойный параболический отражатель из мезовещества, водородные двигатели. Полтора столетия назад было много таких планетолетов. Их строили для освоения планет. Солидные, неторопливые машины с пятикратным запасом прочности. Они долго и хорошо служили, но последние из них были демонтированы давно, давным-давно...
– Действительно... – бормотал помощник. – Изумительно... Где это я такое видел?.. Оранжереи! – закричал он.