— Ты разглядел ее? — спросил Опанасенко. — Да, он же не слышит.
Новаго, кряхтя, поднялся и посмотрел на Манделя. Мандель, завернув полу дохи, втискивал пистолет в кобуру. Новаго сказал:
— Ну знаете, Лазарь Григорьевич…
Мандель виновато покашлял.
— Я, кажется, не попал, — сказал он. — Она передвигается с исключительной быстротой.
— Оч-чень рад, что вы не попали, — с сердцем сказал Новаго. — Здесь было много мишеней!
— Но вы видели ее, Петр Алексеевич? — спросил Мандель. Он нервно потирал руки в меховых перчатках. — Вы разглядели ее?
— Серая и длинная, как щука.
— И у нее нет конечностей! — возбужденно сказал Мандель. — Я совершенно отчетливо видел, что у нее нет конечностей! И, по-моему, у нее нет глаз!
Следопыты подошли к врачам.
— В такой кутерьме, — сказал Опанасенко, — очень легко перечислить, чего у нее нет. Гораздо труднее сказать, что у нее есть. — Он засмеялся. — Ну ладно, товарищи. Самое главное — нападение мы отбили.
— Я пойду поищу тело, — неожиданно сказал Морган. — Я попал один раз.
Опанасенко повернулся к нему.
— Что ты сказал, Федор? — спросил Морган.
— Ни в коем случае, — сказал Новаго.
— Нет, — сказал Опанасенко. Он притянул Моргана к себе и крикнул: — Нет, Гэмфри! Нет времени! Поищем завтра вместе на обратном пути!
Мандель поглядел на часы.
— Ого! — сказал он. — Уже десять пятнадцать. Сколько еще идти, Федор Александрович?
— Километров десять, не больше. К двенадцати будем там.
— Отлично, — сказал Мандель. — А где мой саквояж? — Он завертелся на месте. — А, вот он…
— Пойдем, как раньше, — сказал Опанасенко. — Вы слева. Может быть, она здесь не одна.
— Теперь бояться нечего, — проворчал Новаго. — У Лазаря Григорьевича пустая обойма.
И они пошли, как раньше. Новаго — в пяти шагах позади Манделя, впереди и правее — Опанасенко с карабином под мышкой, а позади и правее — Морган с карабином на шее.
Опанасенко шел быстро и думал, что больше так продолжаться не может. Независимо от того, убил Морган эту гадину или нет, послезавтра надо пойти на Базу и организовать облаву. На всех краулерах и вездеходах, с ружьями, динамитом и ракетами… Ему пришел в голову аргумент для несговорчивого Иваненки, и он улыбнулся. Он скажет Иваненке: «На Марсе уже появились дети, пора очистить Марс от всякой гадости».
«Какова ночка! — думал Новаго. — Не хуже любой из тех, когда я заблудился в тайге. А самое главное еще и не начиналось и кончится не раньше чем к пяти утра. Завтра в пять, ну в шесть часов утра парень уже будет вопить на всю планету. Только бы Мандель не подкачал. Нет, Мандель не подкачает. Папаша Марк Славин может быть спокоен. Через несколько месяцев мы будем всей Базой таскать парня на руках, однообразно вопрошая: „А кто это у нас такой маленький? А кто это у нас такой пухленький?“ Только надо все очень тщательно продумать с центрифугой. И вообще пора вызывать с Земли хорошего педиатра… Парню совершенно необходим педиатр. Жаль вот, что следующие корабли будут только через год».
В том, что родится именно парень, Новаго не сомневался. Он очень любил парней, которых можно носить на руках, время от времени осведомляясь: «А кто это у нас такой маленький?»
ПОЧТИ ТАКИЕ ЖЕ
Их вот-вот должны были вызвать, и они сидели в коридоре на подоконнике перед дверью. Сережа Кондратьев болтал ногами, а Панин, вывернув короткую шею, глядел за окно в парк, где на волейбольной площадке прыгали у сетки девчонки с факультета Дистанционного Управления. Сережа Кондратьев, подсунув под себя ладони, смотрел на дверь, на блестящую черную пластинку с надписью «Большая Центрифуга». В Высшей школе космогации четыре факультета, и три из них имеют тренировочные залы, на дверях которых висит пластинка с такой же надписью. Всегда очень тревожно ждать, когда тебя вызовут на Большую Центрифугу. Вот Панин, например, глазеет на девчонок явно для того, чтобы не показать, как ему тревожно. А ведь у Панина сегодня самая обычная тренировка.
— Хорошо играют, — сказал Панин басом.
— Хорошо, — сказал Сережа, не оборачиваясь.
— У «четверки» отличный пас.
— Да, — сказал Сережа. Он передернул плечами. У него тоже был хороший пас, но он не обернулся.
Панин посмотрел на Сережу, посмотрел на дверь и сказал:
— Сегодня тебя отсюда понесут.
Сережа промолчал.
— Ногами вперед, — сказал Панин.
— Да уж, — сказал Сережа, сдерживаясь. — Тебя-то уж не понесут.