Пер. Т. Исаевой
Когда-то в городе Цствертсксте жила старая барышня, по имени Маришелла Борбойе, справедливо снискавшая добрую славу набожностью и целомудрием. Она ежедневно выстаивала не менее одной обедни, причащалась два раза в неделю, щедро жертвовала на нужды церкви, вышивала воздухи и раздавала милостыню бедным благонравного поведения. Зимой и летом она неизменно носила черное платье, с мужчинами говорила лишь в случаях крайней необходимости, и то опустив глаза, а потому не внушала им дурных мыслей, вводивших в греховные соблазны и чуждых ей самой. И вот, как бы даруя этому ревностному сердцу возможность достигнуть совершенства и проявить чудеса милосердия, бог послал девице Борбойе большое горестное испытание.
Она с нежной неусыпной заботливостью воспитывала сиротку — племянника Бобисласа. Старая барышня прочила учтивого и многообещающего мальчика в нотариусы и, по своей простоте доверяясь репутации государственного лицея, определила Бобисласа в это учебное заведение, где его очень скоро развратили. Изучение философии под руководством учителей-безбожников оказало на Бобисласа, как, увы, и на многих других, пагубное влияние. Познав подоплеку человеческих страстей, он, как нельзя лучше, усвоил их отрицательные стороны — стал курить, пить, поглядывать на женщин с похотливым огоньком в глазах. Но поскольку он никогда на старую барышню такими глазами не смотрел, а будучи во хмелю, не буйствовал, она относила его излишнюю резвость за счет веселого нрава, не подозревая, что племянник сбился с пути.
Окончив лицей, Бобислас, чтобы попрактиковаться в своем ремесле, поступил в учение к нотариусу, жившему в городе Цствертсксте; там-то и раскрылась вся гнусность его поведения. Однажды, когда нотариус в полдень ушел из дому, Бобислас похитил деньги из его несгораемого шкафа, обесчестил его жену и двух служанок, после чего вдобавок принудил этих женщин пойти с ним в трактир, где все они допьяна упились водкой и различными винами. По счастью, семь дочерей нотариуса в этот день отлучились из дому. Тем не менее урон, нанесенный Бобисласом, был достаточно чувствителен. Оскорбленный, обворованный супруг выгнал Бобисласа и пожаловался девице Борбойе.
Старая барышня, сердце которой было разбито вестью о ранней испорченности племянника, обратилась со своей печалью к богу и приняла смелое решение возвратить Бобисласа на стезю добродетели. Напрасные усилия! Переменив с десяток профессий и не преуспев ни в одной, презренный шалопай скатывался все ниже и ниже. В городе Цствертсксте только и говорили, что о его разгульной жизни, оргиях, драках, о замужних женщинах и девушках, обесчещенных им, о шлюхах, с которыми он путался.
Целых пять лет, не теряя надежды на то, что племянник исправится, девица Борбойе не скупилась на добрые советы и деньги, но это, увы, не приносило плодов. Наконец она поняла, что ее щедрость только поддерживает Бобисласа во грехе, тогда как нужда, возможно, пойдет ему на пользу, и в один прекрасный вечер, когда племянник потребовал денег, она, набравшись смелости, ответила отказом.
Именно так обстояло дело, когда вспыхнула война. С незапамятных времен Польдевия враждовала с соседним государством — Моллетонией. Между двумя державами то и дело возникали разногласия, а договориться им было нелегко, ибо по-своему каждая из них была права. Положение и без того было весьма напряженным, когда немаловажный инцидент подлил масла в огонь. Маленький мальчик, подданный Моллетонии, беззастенчиво справил нужду на границе и, оросивши территорию Польдевии, вдобавок сардонически ухмыльнулся. Народ Польдевии не снес позора, была объявлена мобилизация.
Добрые горожане Цствертскста всполошились. Мужчины пошли защищать отчизну, женщины принялись вязать фуфайки. Девица Борбойе превзошла всех дам, смастерив фуфайку столь же густой вязки, сколь необъятных размеров. Она же, моля бога о победе польдевской армии, зажигала в церкви самые большие свечи.
Бобислас, которому пошел двадцать восьмой год, сразу был зачислен в гусарский полк, стоявший на квартирах в городе Цствертсксте. Пылая отвагой, в своем доломане и меховом кольбаке, поскрипывая новенькой портупеей, бряцая четырехфутовой саблей, бившей его по икрам, он проникся сознанием своей исключительности и важности и возомнил себя храбрым защитником польдевской земли. Он еще и не нюхал пороху, война пока что оборачивалась для него только попойками, гульбой и кутежами, но, утверждая, что рано или поздно он сложит голову за добрых сограждан, Бобислас с каждым днем куражился над ними все больше. Не было в городе девушки, женщины, которую он не посмел бы оскорбить взглядом или прикосновением. Он преследовал и настигал их даже в церкви, даже под сенью домашнего очага, беззастенчиво запускал руку в кошельки запуганных отцов и мужей. Грабил прохожих на улице, заставляя их раскошелиться якобы ради защиты отечества. Девица Борбойе, до сих пор еще питавшая какую-то нежность к непутевому своему племяннику, отныне возненавидела его с пылом и рвением, на какие способна лишь добродетель перед лицом низменных пороков. Впрочем, эта ненависть, которую она считала одной из святейших своих обязанностей, не мешала нашему воину наносить тетушке визиты. Уже с угла улицы, на которой проживала старая барышня, он извещал о своем прибытии потоком кощунственной брани. Спотыкаясь, с грохотом волоча огромную саблю, задевая ею за мебель, он вместо приветствий изрыгал проклятия, икал, сквернословил и приказывал выкладывать денежки, да поживее! Если тетушка медлила, он до половины вытаскивал свою саблю из ножен и зачастую угрожал добродетельной деве, что разрубит ее надвое «до седла».