— Прекрасный ангел, вам, вероятно, неведомо, кто я такая? Я Маришелла Борбойе из города Цствертскста. Мне шестьдесят восемь лет, я еще девушка и всегда жила в страхе божьем. Мой духовник, кюре нашего прихода…
Простодушно выкладывая свои заслуги, взывая к снисходительности небесного судилища, она продолжала идти вперед, не слушая протестов архангела, тщетно пытавшегося перебить ее.
— Но я же сказал вам, что вход на эспланаду…
— Начинала я свой день с ранней утрени, после завтрака читала благодарственную молитву, потом — в любую погоду — шла к обедне. После обедни молилась святому Иосифу и святой деве. В десять часов — молитвы, положенные по четкам, за ними — глава из евангелия, а в полдень…
Невольно, несмотря на запрет, архангел навострил уши. Для этих небесных созданий нету ничего более захватывающего, нежели перечень богоугодных дел старой девы. Интерес, какой мы здесь, внизу, испытываем к романам Александра Дюма, не идет ни в какое сравнение с мучительно-сладким трепетом, овладевающим ангелами, когда праведники перечисляют им свои маленькие, но каждодневные усилия творить добро.
— Погодите, — сказал добрый ангел, — ваш случай представляется мне очень интересным, попытаюсь вам помочь!
Он проводил девицу Борбойе к подножию облака, на котором восседал святой Петр, взмахнул крылами, вспорхнул и стал что-то нашептывать в правое ухо достославному Ключарю. Святой Петр слушал его внимательно, в то же время не спуская глаз с вереницы проходящих солдат.
Дело уже почти было слажено. Ключарь милостиво соглашался принять девицу Борбойе как исключение, когда второй архангел, склонившись к левому его уху, сообщил, что на границах Польдевии началось большое весеннее наступление. Святой Петр сделал широкий жест, как бы отметающий всех штатских, и снова принялся выкрикивать слова команды.
Оттесненная к прочим штатским на дорогу, откуда она пришла, девица Борбойе с отчаянием в сердце взирала на сомкнутый строй войсковых частей, теперь еще более многочисленных, чем прежде. Смешавшись, шли пехотинцы, стрелки, разведчики, канониры и драгуны. Разноголосый шум сопровождал наступательный марш этой огромной армии. Капралы выкрикивали команду, солдаты переругивались то между собой, то взвод со взводом, задирали штатских, приставали к женщинам и хором ревели непристойные песни (непременная принадлежность героических традиций). Временами возникали заторы, тогда нескончаемый людской поток приостанавливался. Колонны солдат напирали одна на другую, задержка вызывала беспорядок и бурю неистовых проклятий: артиллеристы поносили пе-хотинцев, те в свою очередь отводили душу на гренадерах или драгунах. Оглушенная этим гамом, девица Борбойе готова была поверить, что она уже в аду. Одурев, брела она вдоль дороги, вернее, вдоль канавы, разыскивая среди отупевших штатских нотариуса или хоть кого-нибудь из знакомых, кто ободрил бы ее в столь тяжком испытании. То и дело навстречу ей летел град ругательств, исторгаемый сотней глоток. Наконец, усталая и отчаявшаяся, с лицом, залитым слезами, она присела на обочину дороги.
Пробка, образовавшаяся неподалеку от нее, остановила взвод гусар. Ими предводительствовал старый капитан, гордо везший под мышкой собственную голову в гусарском кольбаке. Он с трудом сдерживал нетерпение коня. Взбешенный длительной задержкой, он насадил свою голову на кончик сабли и высоко поднял ее, чтобы увидеть, что же происходит впереди.
Изощренная, оглушительная брань привлекла внимание старой девы.
— Тысяча чертей в ступе! — рычал седоусый капитан.— Свиньи обозники прорвались вперед, обогнали гусар! Скажите на милость! Дармоеды! Лежебоки! Сидят на конях, как пешие жандармы! Плевали мы на этих райских обозников! Если так пойдет и дальше, придется уступать дорогу служащим газовой компании! Тысяча чертей Цствертскста!
И все гусары, приподнявшись в стременах, заревели вслед за ним:
— Долой обозных крыс! Прочь, обозная сволочь! К черту, в ад всех обозников!
После чего столь же согласным хором затянули гимн, который воспевал гусарскую доблесть и начинался такими словами:
Когда гусары Цствертскста
Приходят в гарнизон,
Все девушки Цствертскста
Выходят на балкон…
Девица Борбойе не сомневалась, что перед нею гусары цствертскстского гарнизона. И в самом деле, теперь она узнала седоусого капитана, ибо нередко видела, как он волочил по тротуарам города свою длинную саблю. Она даже вспомнила, что у капитана была любовница, безнравственная особа, которой он дарил меха и шелковые платья. Старая барышня содрогнулась при мысли, что двери рая открыты для человека, имевшего на земле любовницу; разглядывая строй гусар, она обнаружила еще несколько знакомых лиц и среди прочих — юного лейтенанта, смазливого, как девчонка. Там, внизу, он постоянно развлекался в обществе таких же смазливых молодчиков, и о нем шла странная молва. Девица Борбойе плохо разбиралась в подобных вещах, однако же понимала, что речь идет о чем-то предосудительном, ибо дамы при этом всегда понижали голос. И вот, смотрите, пожалуйста, дорога в рай открыта и ему!