Одюбон (оптимистично). Таким образом, все выглядит не так уж плохо?
Дюпон. Несомненно! Я бы даже сказал, что все выглядит лучше некуда.
Одюбон. Впрочем, все сводится к образованию, не так ли? В конечном счете исход войны решает пехота, а у французских прапорщиков образование — слава Богу, можно только позавидовать. (Потирает руки.) Теперь, когда мы выяснили суть проблемы, хорошо было бы перейти к частностям. Перед лицом общественного мнения мы окажемся в щекотливом положении... Войны ведутся столь часто, что люди просто не обращают внимания; нужно придумать нечто новенькое, выигрышно представить ситуацию... Короче говоря, пропаганда тоже нужна.
Июль. Тут мы можем положиться на журналистов. Они всегда отводили нам самые жирные заголовки. Что их, понятно, устраивает, меньше для писанины остается.
Одюбон. Так-то оно так, но, надо сказать, никто газет и не читает; впрочем, все это ерунда; то, что я подразумеваю под пропагандой, не газеты, а оплачиваемая реклама. Здесь надо людей заинтересовать... Есть над чем поработать.
Дюпон. Как бы то ни было, есть один момент первостепенной важности, я хотел бы убедиться, что вы тут со мной заодно; так вот, я полагаю, нам абсолютно необходима поддержка архиепископа.
Оторви. Мне кажется, вы попали в точку.
Июль. Важный момент.
Дюпон. Архиепископ — единственный, кому еще продолжают верить, у него так много денег, что никто не осмелится обозвать его продажной шкурой... Он скорее сам купит всех и вся. В глазах общественного мнения это придает ему солидный вес. Поверьте, я прошел через много войн; если архиепископ пойдет с нами, победа в наших руках.
Оторви. Может быть, попросить его прийти? Вы хорошо знаете архиепископа?
Одюбон (смотрит на часы). Терпение, господа, я его уже вызвал. Но ему нужно кое-что купить. Дурацкая покупка... Представьте себе, что в Сен-Сюльпис оказалось невозможно найти фиолетовые носки под цвет мантии, студенты все раскупили... и несчастному Ролану пришлось обегать все магазины Парижа и окрестностей! Он должен скоро прийти... По моим подсчетам, через пять минут... (Встает и идет к двери.)
Дюпон (в сторону). Он идиот, но профессионал!
Оторви (Июлю). Что вы на это скажете?
Июль (указывая на Одюбона). Если он все берет на себя, мне все равно.
Дюпон. Это его война, и нас она не касается.
Оторви. Что ни говори, а в наше время война связана с определенным риском. Вспомните беднягу Роммеля.
Июль. Конечно, неприятная была история, однако попробуйте вразумить тупицу Плантена.
Оторви. А тут ничего и не скажешь. Гражданские — смерть для армии.
Дюпон. Не стоит заблуждаться насчет Плантена — в данном случае он сильно рискует.
Июль. Только не надо мне мозги пудрить, всяк горазд на рожон лезть, когда рискуешь не своей шкурой!
Оторви. Как ни крути, а нам не везет.
Июль. А я вам гарантирую, что Одюбон нас выручит. В любом случае, идея с архиепископом удачна, мой дорогой Дюпон.
Дюпон. Я извиняюсь, но меня зовут Дюпон д’Извини.
Оторви. Очень удачна! Но я постоянно думаю о Роммеле. Что-то тут не то. В свое время меня это поразило.
Дюпон. Да вы по-настоящему контуженный! Послушайте, вы бы сходили к моему доктору, он просто чудо. Мгновенно избавил меня от всех комплексов.
Одюбон (возвращается). Должен скоро прийти. (Дюпону.) Скажите, дорогой друг, у вас были комплексы, у вас, у солдата?
Дюпон. Жуткие. Представьте себе, превращался в полного неврастеника. Глупо, поддаешься чужому влиянию. А потом я очень страдал от того, что педераст.
Одюбон. Правда? Что вы хотите этим сказать?
Дюпон. Мне было стыдно; на улице я краснел, завидев молодого слесаря... именно слесаря. Почему, разрази меня гром? Поди пойми, что скрывается в глубине души у офицера... Напрасный труд, все равно не разберешься. Тем не менее мой врач завершил лечение, и на сегодняшний день я совершенно здоров.
Июль. Слава Богу!
Дюпон. Да, теперь я абсолютно не стыжусь, что педераст. По-моему, это более чем нормально. (Оглушительный звонок.)
Оторви. Звонят!