Повернув голову, Хонор уловила его выражение, и он покраснел, поняв по кривоватой улыбке, что его мысли не тайна для нее. Впрочем, Хонор лишь покачала головой, и в ответ Брентуорт улыбнулся.
В конце концов, эта женщина сильно отличалась от той, которую он помнил по битве у звезды Ельцина. Та была мрачна и одержима, неизменно учтива, но холодна, как сталь. Один ее глаз скрывала повязка, а боль и страдания сплавились в маску ледяной отстраненности. Когда Хонор Харрингтон прикрыла двумя своими уже поврежденными кораблями почти беззащитную населенную планету, не состоявшую даже в Альянсе с ее Королевством, это поразило Марка до глубины души. Особенно с учетом того, что жители и власти этой планеты выказывали ей всяческое пренебрежение, давая понять, что один лишь вид женщины в офицерском мундире для них - страшное оскорбление. И ради этой планеты Хонор вступила в бой с линейным крейсером "Саладин", вдвое превосходившим по боевой мощи ее подбитые суда, и остановила врага ценой гибели девятисот своих людей...
Эти воспоминания, которых он отчасти и по сию пору стыдился, прекрасно объясняли высокое почтение, с каким относились к Хонор на "Альваресе". Он испытывал те же чувства, даже в большей мере, ибо тогда находился рядом с ней на мостике "Бесстрашного" в качестве ее офицера связи.
Неожиданно капитан хмыкнул.
- Что смешного? - поинтересовалась она, и он хмыкнул снова.
- Да так, миледи. Я тут задумался...
- О чем?
- О том, как, наверное, поразил всех на борту ваш стюард.
- Мак? - Хонор подняла бровь. - Что в нем поразительного?
- Да то, миледи, что он мужчина.
Вторая бровь поднялась вдогонку первой, но в следующий миг Харрингтон поняла, в чем суть, и рассмеялась.
- Вот-вот, - вторил ей Брентуорт. - Боюсь, что мы здесь еще далеки от того либерализма, какой в обычае у вас.
- Господи! - не могла унять смеха Хонор. - Бедный Мак! Могу себе представить, как он на это реагировал.
- Что вы, миледи. Как раз он смотрел на них, как учитель воскресной школы на подростков, которым по глупости вечно лезут в голову нехорошие мысли.
- Именно это я и имела в виду. Именно с таким выражением он смотрит на меня, если я опаздываю к ужину.
- Правда? - Брентуорт рассмеялся, потом неторопливо кивнул. - Да, могу себе представить. Он очень привязан к вам, миледи.
- Я знаю, - тепло улыбнулась Хонор и покачала головой. - Кстати, Марк, я должна вам попенять. Вы теперь сами капитан первого ранга, так что вам без надобности обращаться ко мне "миледи". Зовите меня Хонор.
Брентуорт едва не сбился с шага. Грейсонское общество, только-только начавшее преодолевать неравенство полов, пребывало в некоторой растерянности от того, как рьяно Протектор Бенджамин претворял в жизнь новые идеи, и никак не могло свыкнуться с радикальностью реформ. Еще совсем недавно обращение по имени к незамужней женщине, не состоящей в родстве с заговорившим с ней мужчиной, считалось бы со стороны этого мужчины неслыханным оскорблением, даже не будь эта женщина землевладельцем. Тем паче таким землевладельцем.
- Миледи, я, право же, не знаю... Можно ли...
- Пожалуйста! - прервала она его. - Я прошу об этом как о личном одолжении. Вам не обязательно называть меня по имени публично, но уж когда мы остаемся наедине, хотела бы обойтись без всех этих титулов. Они у меня вот где! - Она провела ребром ладони по горлу.
- Но ведь вы Землевладелец! - возразил капитан.
- Я же не родилась им, - возразила она чуть более резко, чем следовало.
Брентуорт умолк, стараясь разобраться в своих чувствах. С одной стороны, он чувствовал себя польщенным, но дело обстояло не так просто, как, по всей видимости, представлялось ей. Она стала Землевладельцем, первой в тысячелетней истории Грейсона женщиной, получившей этот высокий титул, единственным здравствующим на данный момент лицом, награжденным Звездой Грейсона, и, наконец, всеми признанной спасительницей планеты. И кроме того, пусть это и не было самым главным, она поражала его загадочной, остро интригующей красотой.
Красота эта мало соответствовала стандартам Грейсона. К тому же Хонор была старше Марка на десять земных лет, а он был уже взрослым - а стало быть, слишком старым, - чтобы подвергнуться действию пролонга в год, когда мантикорцы сделали это медицинское достижение доступным для его соотечественников. А она благодаря пролонгу выглядела на десять земных лет моложе, и гормоны Марка непочтительно реагировали на эту биологическую молодость.
Ее суровое треугольное лицо с экзотически раскосыми глазами не имело ничего общего с классическими нормами красоты, но это не имело для него никакого значения. Равно как и тот факт, что ростом она превосходила большинство мужчин Грейсона сантиметров на пятнадцать. Некоторые иные особенности делали ее привлекательность еще более заметной. Она была... более раскованной и счастливой, чем он мог себе представить, и, казалось, куда сильнее, чем прежде, осознавала себя женщиной. Тогда, на Ельцине, Хонор даже до ранения пренебрегала косметикой, а теперь умело наложенный макияж подчеркивал прелесть ее лица, а прежде коротко остриженные волосы отросли почти до плеч.
Поняв, что молчание затянулось, Брентуорт поднял глаза и встретился с ее спокойным, ожидающим взглядом. Электронный и настоящий - ее глаза совершенно одинаковы, подумалось ему ни с того ни с сего. А может быть, такое впечатление сложилось у него потому, что в обоих ее глазах ему виделось одиночество. То было привычное для нее одиночество, какое он сам еще только учился терпеть. Со временем оно приходило к каждому звездному капитану, но от этого не становилось менее тягостным. Брентуорт признал это чувство, и смятение его неожиданно улеглось.
- Хорошо... Хонор,-выговорил он, коснувшись ее руки, чего никогда не позволил бы себе ни один воспитанный уроженец Грейсона. - Но только с глазу на глаз. Если я позволю себе такую фамильярность публично, Гранд-адмирал Мэтьюс снимет с меня голову.
* * *
КФГ* [Корабль флота Грейсона.] "Джейсон Альварес" лег на орбиту Грейсона, и Хонор откинулась в адмиральском кресле флагманской рубки. Самой ей казалось, что сидеть на месте флагмана - с ее стороны непростительная самонадеянность, однако Марк настоял, и она согласилась, возражая при этом не слишком уж рьяно.