– … и Правительство не смогло поддержать Бургундию, – объяснял между тем Тэнкерсли Тремэйну. – Своей поддержкой правительственного курса он спутал герцогу Кромарти все карты. В сложившихся обстоятельствах попытка проправительственных сил выступить на стороне Бургундии сыграла бы на руку оппозиции…
Не желая слушать, Рамирес принялся глазеть по сторонам. Конечно, он прекрасно понимал, что Тэнкерсли прав, но это не означало, что он должен восторгаться ситуацией, при которой Правительство вынуждено допустить в высший законодательный орган кусок дерьма, мерзавца и личного врага капитана Харрингтон. От подобных мыслей его мутило.
Он обежал зал глазами, и его внимание привлекло нечто необычное. Не понимая, в чем дело, Рамирес всмотрелся в светло-русого штатского, стоявшего, опершись локтем о стойку бара, с запотевшим бокалом в руке. Полковник прищурился, пытаясь вспомнить, где он мог видеть это лицо, однако так и не пришел ни к какому выводу. Возможно, он и не встречался с этим незнакомцем, а просто неосознанно отметил его изысканную, несколько театральную позу. Взгляд человека у стойки был направлен в зал, в сторону Рамиреса, и в какой-то миг они встретились глазами. Узнавания не произошло. Незнакомец повернулся к бармену, чтобы сделать заказ, а полковник пожал плечами.
– … так что у Бургундии практически не было шансов на успех, – заканчивал пояснения Тэнкерсли. – Он честный человек, его не зря называют «совестью палаты лордов», однако граф Северной Пещеры оказался нужным для Правительства, так что все обернулось не так, как хотелось бы.
– Понятно, – сказал Тремэйн, неспешно потягивая пиво, поскольку на следующую кружку ему рассчитывать не приходилось. – Понятно-то понятно, сэр, но ничего хорошего во всем этом нет. Этот тип наверняка затевает новую грязную игру, наверняка направленную против шкипера. Правильно я понимаю, что он высказался в поддержку войны для того, чтобы вынудить Правительство высказаться за предоставление ему места в палате лордов?
– Такая трактовка, безусловно, имеет право на существование, однако… – начал было Тэнкерсли, но осекся и поднял взгляд.
Рамирес повернулся, проследил, куда он смотрит, – и улыбка собрала к уголкам глаз полковника тоненькие морщинки. Он узнал приближавшуюся к столу крепкую с виду женщину в мундире старшего сержанта морской пехоты. Проседь в ее рыжих волосах указывала на то, что ей довольно много лет и она проходила процедуру пролонга уже в зрелом возрасте по одной из ранних методик.
– Ба, да это же «Ганни» Бэбкок! – воскликнул Рамирес, и женщина ответила ему улыбкой.
В королевской морской пехоте звание «ганни» – сержанта-бомбардира – перестало существовать уже три земных столетия назад. Однако на борту любого корабля старшего из сержантов морской пехоты по-прежнему называли «Ганни», а Айрис Бэбкок довелось послужить старшим сержантом батальона Рамиреса и Хибсон, расквартированного на «Бесстрашном».
– Добрый вечер, полковник… капитан… майор…
Бэбкок по очереди кивнула сидящим за столом офицерам и ухмыльнулась, когда Скотти залихватски козырнул ей в ответ. Не говоря уж о том, что в этом подразделении не принято было разводить церемонии вне строя, на Тремэйна просто никто не мог сердиться.
– Чему обязаны такой честью? – полюбопытствовал Рамирес.
Старшина снова обратилась к МакКеону:
– Я сейчас служу в отряде майора Естаченко, на корабле капитана МакКеона. Возвращалась на «Принц Адриан» и тут случайно заметила всех вас и майора Хибсон. Мы не виделись со времени вашего повышения в чине, вот я и решила засвидетельствовать свое почтение.
Рамирес кивнул. Демпси представлял собой гражданское заведение, а стало быть, совершенно нормально, если офицеры, старшины и даже рядовые из одного и того же подразделения встретились в зале. Поведение в таких не предусмотренных Уставами ситуациях регламентировалось неписаным, но хорошо известным каждому военнослужащему сводом правил. Тэнкерсли собрался было сказать что-нибудь подобающее случаю, но тут запищал его хронометр. Офицер бросил взгляд на циферблат и скривился.
– Черт! – выругался он. – Похоже, ребята, я с вами засиделся, а у меня назначено еще несколько встреч. – Пол допил пиво, встал и улыбнулся остальным. – Прекрасно посидели. Ну, еще увидимся. Пока.
Он кивнул Бэбкок, вставшей по стойке вольно, и повернулся к выходу. Остальные провожали его взглядами; Рамирес заметил, что Айрис улыбается. «Так, – подумал полковник, – без сомнения, Ганни, как и офицеры, числится в почитателях Хонор».
Но потом улыбка Бэбкок исчезла. Не истаяла, а исчезла мгновенно, сменившись мрачной угрюмостью, какую Рамирес видел на ее лице лишь единожды, когда, вломившись в подвальные отсеки базы «Ворон», они увидели, что сотворили масадцы с мантикорскими военнопленными. Вспыхнувшая в ее глазах ненависть поразила полковника своей внезапностью и силой.
– Ганни? – тихонько окликнул ее Рамирес.
Встрепенувшись, Бэбкок на миг встретилась глазами с полковником, а потом снова устремила взгляд куда-то в зал. На… на того самого человека у стойки, показавшегося смутно знакомым и самому Томасу. Он нахмурился.
– В чем дело, Ганни? – Теперь его голос звучал строго и властно. – Ты знаешь этого штатского?
– Так точно, сэр, – ответила Айрис с угрюмой злобой.
– Ну, и кто же он такой? – спросил Рамирес, чувствуя, что все остальные смотрят на них с удивлением. Впрочем, он и сам был удивлен – реакцией Бэбкок, собственным тоном и навязчивым предчувствием чего-то знакомого.
– Денвер Саммерваль, сэр, – невыразительно ответила Бэбкок.
Полковник с шумом выдохнул. Неожиданно все встало на свои места.
Он почувствовал, как напряглась Хибсон и нахмурился, подавшись вперед, МакКеон.
– Что случилось, Томас? – спросил капитан. – Кто этот малый?
– Вы его один черт не знаете, сэр, – пробормотал Рамирес, заставив себя разжать непроизвольно сжавшиеся кулачищи и повернуться к Саммервалю спиной. – Он был одним из наших.
– Не очень долго, сэр, – тихо вставила Сьюзен Хибсон.
– Он был нашим чертовски долго, мэм, – раздраженно отрезала Бэбкок, но тут же встряхнулась. – Прошу прощения, мэм.
– Не извиняйся, Ганни. Не за что.
– Может мне кто-нибудь объяснить, что тут творится? – начал закипать МакКеон. Рамирес невесело улыбнулся:
– Некогда достопочтенный Денвер Саммерваль – он родич герцога Кромарти, вроде как кузен – был офицером морской пехоты. Тридцать с небольшим лет назад его судили и уволили со службы за то, что он убил на дуэли своего товарища по оружию.
– На дуэли?
МакКеон бросил взгляд в сторону бара, и Бэбкок скрипнула зубами.
– Если можно так сказать, сэр, – ответила она тем же невыразительным тоном. – Убитый им офицер, лейтенант – мой лейтенант, я служила сержантом под его началом, – был даже моложе присутствующего здесь мистера Тремэйна – кстати, очень на него похожего. Сущим ребенком, славным, но совсем еще зеленым. Но оказалось, что у его семьи есть враги, и капитан Саммерваль спровоцировал вызов. То был фарс, по сути убийство, но убедить в этом мистера Тэрстона мне не удалось.
На угрюмом лице старшины читалось холодное самоосуждение, почти столь же сильное, как отвращение к Саммервалю. Она до сих пор корила себя за то, что не уберегла юного офицера, о котором, по ее представлениям, должна была заботиться.
– То была не твоя вина, Ганни, – буркнул Рамирес. – Насколько я слышал, у Саммерваля была дурная слава, и лейтенанту Тэрстону следовало сообразить, что происходит.
– Но он не сообразил, сэр. Он поверил, что пусть неумышленно, но действительно нанес Саммервалю незаслуженное оскорбление. И его рука дрогнула. А вот у этого негодяя не дрогнула: он попал точно в цель. За что ему и заплатили.
– Это не доказано, – возразил Рамирес.
Бэбкок фыркнула так, что еще чуть-чуть, и это могло бы быть сочтено нарушением субординации. Однако полковник, оставив ее выходку без внимания, повторил:
– Доказано ничего не было, но я думаю, что ты права. И Корпус косвенно признал это, изгнав Саммерваля со службы.