– Только вот для мистера Тэрстона было уже слишком поздно, – полушепотом произнесла Бэбкок и снова встряхнулась. – Прошу прощения, сэр. Мне не следовало так говорить. Просто… эта неожиданная встреча… после стольких лет…
– Как уже сказала майор Хибсон, извиняться не за что. Я знал эту историю, но понятия не имел, что в то время ты служила во взводе Тэрстона.
Рамирес снова нахмурился и еще раз взглянул через плечо в сторону стойки бара, как раз в тот момент, когда Саммерваль расплатился и направился к выходу.
Глаза полковника сузились.
– Я ничего не слышал, чем занимался этот парень в последние годы, – сказал он, размышляя вслух. – А кто-нибудь из вас? Ганни? Сьюзен?
– Нет, сэр, – ответила Бэбкок. Хибсон молча покачала головой.
– Странно, – пробормотал Рамирес, почесывая бровь, и мысленно наказал себе, что не помешает сообщить о появлении Саммерваля в разведслужбу морской пехоты. Эти ребята считают не лишним быть в курсе всего, что касается любой дурной овцы из их стада. Даже если официально овца к «их» стаду уже не относится.
– Может, это простая случайность, – проговорил он, продолжая озвучивать свои мысли, – но мне интересно, что привело на борт «Гефеста» платного бретера, прекрасно знающего, как относятся к нему в морской пехоте.
Глава 16
Хонор Харрингтон расправила плечи, изо всех сил постаралась отогнать ощущение нелепости происходящего и, шелестя нарядом, зашагала по сводчатому коридору.
За три десятилетия службы в качестве королевского офицера ей ни разу не приходилось надевать юбку, а если хорошо подумать, она вообще никогда ее не носила, радуясь, что эта разновидность одежды в очередной раз вышла из моды примерно пятьдесят мантикорских лет назад. Более чем бесполезные в невесомости и совершенно неудобные в качестве деловой одежды, юбки и платья тем не менее не выходили из употребления окончательно, но в Звездном Королевстве их носили лишь богатые бездельницы, желающие щегольнуть необычным гардеробом.
К сожалению, на Грейсоне женщины вообще не носили брюк. Не носили, и точка. В связи с этим известие об отсутствии в багаже Хонор хотя бы одного платья повергло службу протокола в состояние, близкое к панике.
Поначалу леди Харрингтон упорствовала, не желая даже слышать о платье, однако постепенно поняла, что нельзя перегибать палку. Большую часть жителей Грейсона смущала сама мысль о женщине-землевладельце, а уж появление ее под священными сводами Зала Землевладельцев в брюках могло довести кое-кого из здешних ретроградов до сердечного приступа. Даже «новаторы», в целом поддерживавшие титанические усилия Протектора Бенджамина, в невиданных масштабах осуществлявшего на планете социальные реформы, умоляли ее проявить уступчивость.
И в конце концов добились своего. Хонор согласилась, хотя чувствовала себя ряженой, натянувшей костюм из реквизита для исторической драмы. Кроме того, она видела, с каким изяществом носят уроженки Грейсона струящиеся юбки традиционного местного фасона, и прекрасно понимала, что в этом ей с ними не сравниться. Однако, памятуя наставления адмирала Курвуазье, касавшиеся дипломатического искусства, она решила, что уступка может оказаться полезной.
Итак, Хонор шагала по гулкому, выложенному камнем коридору к огромным воротам. Нимица приходилось держать на руках – в отличие от мундира на платье не было стеганого наплечника, а длинная, до самого пола, юбка норовила закрутиться вокруг ног. В этом было нечто странное, почти чувственное, однако в целом капитан Харрингтон ощущала себя не в своей тарелке, тем более что ее привычный, размашистый шаг мало подходил к новому наряду. Короче говоря, ей казалось, что вид у нее совершенно нелепый.
Что ничуть не соответствовало действительности. Ее наряд являлся творением лучшего модельера Грейсона, и она недостаточно хорошо знала здешние традиции, чтобы понять, насколько смелым должен был показаться зрителям этот шедевр высокого шитья. Тончайший натуральный шелк природного белого цвета превосходно сочетался с изумрудно-зеленым, не парчовым, как предписывала традиция, а замшевым корсажем. Цветовая гамма наряда позволяла оттенить алебастровую кожу Хонор и темные волосы, а покрой – струящийся, обволакивающий, стекающий с тела – не скрывал пропорций и подчеркивал атлетическую грацию ее движений. Драгоценных побрякушек – тут уж не помогли никакие увещевания – Хонор надевать не стала, но на ее груди поблескивала золотом Звезда Грейсона. Это тоже вызывало у нее чувство неловкости, поскольку на Мантикоре не принято было носить ордена с гражданским платьем. Впрочем, на Грейсоне она при всем желании не могла считаться гражданским лицом, поскольку здешние землевладельцы не только обладали властью и феодальными привилегиями, какие даже не снились мантикорской знати, но и командовали вооруженными силами своих ленов. Знаки отличия полагалось надевать на все официальные мероприятия, а из всех ныне здравствующих землевладельцев одна лишь Хонор была удостоена высшей награды планеты.
Сейчас она шествовала по коридору в белом облаке шелка, непокрытые темно-каштановые волосы свободно ниспадали на плечи. Кремово-серый древесный кот у нее на руках мог, пожалуй, произвести странное впечатление… но… В большинстве немантикорских миров появление на официальной церемонии с котом было бы истолковано неверно, однако здесь, на Грейсоне, Нимица знали, и никому просто не пришло бы в голову предложить Хонор не брать его с собой.
По сторонам казавшегося бесконечным коридора выстроились воины – не солдаты регулярной армии, а гвардейцы владений. По мере ее приближения они опускались на одно колено, отчего ей становилось совсем уж не по себе. На ходу она вновь и вновь прокручивала в голове детали предстоящего церемониала, но отнюдь не была уверена в том, что не попадет впросак. Протектор Бенджамин возвел ее в сан землевладельца перед отбытием на Мантикору для лечения, однако официально она во владение леном еще не вступала. Тогда ленное владение Харрингтон существовало лишь на бумаге, а теперь там жили люди, возникли города и появились зачатки промышленности. Для нее пришло время предстать перед Конклавом Землевладельцев, высшим советом, обладавшим правом принять окончательное решение о том, достойна ли она сана защитника и правителя народа – ее народа! – можно ли облечь ее такой властью над благополучием и жизнью людей, какой никогда не имел никто из мантикорских аристократов. Хонор сознавала меру своей ответственности и изо всех сил старалась быть достойной высокой роли, уготовленной ей судьбой, однако в душе оставалась дочерью скромного йомена со Сфинкса, и ей очень хотелось повернуться и припустить со всех ног куда глаза глядят.
Наконец коридор вывел ее к огромным, обитым железом воротам Зала Землевладельцев. Эта массивная преграда была возведена почти семь земных столетий назад: стены по обе стороны ворот были выщерблены выстрелами, а обивку левой створки во многих местах продырявили пули. Не будучи знатоком истории Грейсона, Хонор тем не менее знала достаточно, чтобы склонить голову перед этими выбоинами и укрепленной под ними табличкой с именами пятидесяти трех землевладельцев и их гвардейцев, до последней капли крови защищавших Зал от мятежников, развязавших на Грейсоне гражданскую войну. В конце концов Истинные вывели танки, проутюжили ими коридор, пройдя по телам гвардейцев, снесли правую створку ворот и ворвались в Зал в отчаянной попытке захватить в заложники хотя бы одного землевладельца. Попытка не удалась: пятьдесят три поборника законной власти полегли как один.
Последние гвардейцы преклонили колено. Хонор склонила голову перед табличкой, потом выпрямилась, набрала воздуха и взялась за железный молоток.
По коридору разнесся звон металла о металл. На мгновение воцарилась тишина, а потом огромные створки начали медленно расходиться. Перед ней предстал мужчина с обнаженным мечом, а за его спиной находилась освещенная палата, где подковой расположились места землевладельцев. Шитый золотом мундир Хранителя Врат представлял собой еще больший анахронизм, чем платье Хонор, а в петлицах красовались знаки Протектора – раскрытая Библия и меч. Гвардейцы стедхолдеров носили в петлицах ключ главы рода.