И этого хватило.
Если Титан сметет все остальное, что у меня есть, этого будет достаточно, чтобы построить заново. Друзья. Семья. Любовь. Я сосредоточился на том воспоминании, как моя девочка вцепилась в меня с отчаянной силой, рядом с нами был мой лохматый друг, пока руки ее отца держали ее в безопасности.
Ураган воли Титана свирепствовала. Но я обнаружил себя, стоящим в оке бури, с самой безмятежной дерзкой улыбкой, которая когда-либо появлялась на моем лице.
Мир вернулся ко мне. Я снова чувствовал Копье в своих руках, размозженные камень и бетон под моими ногами.
Этниу корчилась и извивалась в центре круга оранжевого света, отрываясь от земли, как будто гравитация внезапно перестала действовать.
— Заточаю, заточаю, заточаю! — провозгласил я. — Трижды сказано и сделано! Изыди!
Титан бешено завизжала.
Моя левая барабанная перепонка взорвалась. Или, может быть, схлопнулась. Как бы то ни было, ее в ухе больше не было. Мир превратился в один из тех аттракционов на бочке, где они вращаются так быстро, что вы прилипаете к стене. Только у меня не было стены, на которую можно было бы опереться.
Но у меня было Копье, мать его, Судьбы.
ТУДУМ ТУДУМ ТУДУМ ТУДУМ ТУДУМ.
Как будто я запустил какой-то грандиозный и судьбоносный двигатель.
— Альфред! — крикнул я и пинком отправил кристалл прямо в воды озера.
В миг, когда окровавленный кристалл коснулся воды, раздали звук. Глубокий, низкий звук, словно гул земли в милях под нами. Поверхность озера Мичиган вдруг стала неподвижной — а затем начала скакать и вибрировать, как индикаторные полосы самой большой стерео-системы Бога.
В воде разлился свет. Я не имею в виду прожектор или светящуюся ауру. Эта штука была огромной. Сотни ярдов в поперечнике. И она пробороздила воду на такой скорости, которая была настолько велика, что не могла легко поддаться оценке.
Также она толкала перед собой носовую волну. Большущую.
— Вот дерьмо, — буркнул я.
В воде Марконе повернул голову к волне и что-то тихо пробормотал. Он резко пронесся по воде, словно его тащил дружелюбный дельфин, и оказался на береге.
— Дрезден!
— Иди! — ответил я. — Я удержу ее тут.
Марконе взглянул на меня и произнес:
— Ну разумеется.
Затем он прошептал что-то на незнакомом мне языке, ответил сам себе на том же языке и другим голосом, а затем сказал по-английски:
— Нет, у меня нет никакого дерева гофер. Ни у кого нет дерева гофер. Я даже не уверен, что оно существует.
Он потряс головой, посмотрел на землю и принялся бормотать, черпая силу.
Волна становилась все больше. Этниу снова закричала, но я прижал плечо к правому уху, так что все было в порядке.
В воздухе распространился омерзительный запах. Я оглянулся и увидел, что разбитый бетон начинает плавиться в кашицу, а Марконе напевает на каком-то грубо звучащем языке.
Волна накрывала нас миллионами быстро приближающихся тонн воды.
А потом объем волны сжался. Уплотнился. За последние сто ярдов до берега она поднималась все выше и выше, сосредотачиваясь, складываясь в завиток шириной в целый городской квартал и возвышаясь, как небоскреб.
На мгновение золотисто-зеленая башня застыла в наивысшей точке, грациозная, прекрасная.
А затем на вершине волны открылись глаза. Зеленые, яростные, враждебные и беспощадные глаза.
Волна обрушилась вниз.
И Предел Демона явился вместе с ней, раскинув огромные каменные руки размером с пикап.
Необъятная стена светящейся зеленой воды обрушилась на Титана, которая снова завопила.
И тогда эта огромная фигура, магический слуга моей воли, прорвалась сквозь узы моего круга, удерживаемые Титана внутри, и накрыла ее своей огромной, неумолимой формой. Титан отбивалась, но силы ее были на исходе. Это было все равно что наблюдать, как тюленя тянет вниз что-то большое, темное и незримое — отчаянная борьба с предрешенным исходом. Не потому, что Титан была недостаточно сильна, чтобы сражаться с кем-то вроде Альфреда, а потому, что это то, Альфред делает. В этом была цель его существования. Муравьиные львы не намного больше и сильнее муравьев.
Но муравьиные львы убивают муравьев. Это то, что они делают.
Это то, что Альфред делал.
Я видел, как Предел Демона утаскивает кричащего и мечущегося Титана под безжалостные воды озера Мичиган. Я чувствовал это, когда моя воля взяла верх.
ТУДУМ. ТУДУМ. ТУДУМ. ТУДУМ.
Копье дрожало в такт биению моего сердца. Ровный и грохочущий, тактильный эквивалент двигателя большой буровой установки.
Оставшаяся часть волны, которая забросила Титана обратно в воду, захлестнула нас, ледяная, несмотря на сияющий свет, который наполнял ее. Вонючая серость поднялась вокруг нас, и меня швырнуло во что-то твердое, небо и город закружились над головой, а потом вокруг была лишь тьма и холодная вода.