Я не знаю, как я выгляжу при Взгляде. Единственное зеркало человеческой души — это люди вокруг нас. Все люди, которым «посчастливилось» быть моими зеркалами, обычно не слишком позитивно реагировали на увиденное.
Брэдли издал резкий, задыхающийся крик, отступил назад, споткнулся и упал, неловко приземлившись на локти, вывернув при этом шею. Тяжело дыша, он замер на мгновение в этой позе.
— Какого хрена! — закричал Рудольф. Он распахнул свою куртку и взялся за рукоять пистолета в кобуре. — Какого хрена! Какого хрена ты с ним сделал, Дрезден?!
На всякий случай встряхнув свой браслет с щитами, я сказал
— Ничего! Просто дай ему минуту!
Рудольф вытащил пистолет и в панике прицелился в меня.
— Что ты, блин, сделал?!
Его палец был на спусковом крючке.
Рудольф был одним из тех благословенных идиотов, что считают мир «разумным местом». Несмотря на неоднократные столкновения с реальностью сверхъестественного во время работы в ОСР, он каким-то образом оставался невосприимчивым к этой самой реальности или, по крайней мере, изо всех сил создавал внешнее впечатление невосприимчивости. Думаю, это помогло ему писать реально хорошие отчеты, в которых сотрудники ОСР должны были привести паранормальные явления к наименьшему общему делителю, так, чтобы описанное уложилось во все «нормальные» категории.
Рудольф не был дураком. Вы не можете быть совсем тупым и стать при этом детективом полиции и хитрожопым политиком. Его отрицание было не столько функцией интеллекта, сколько полным отсутствием необходимого морального мужества — парализующей неспособностью смотреть ужасающей его правде в глаза.
Рудольф был трусом.
— Правила обращения с оружием, детектив, — тихо сказал я, не шевелясь. — Я недостаточно близко, чтобы добраться до тебя, а этот проклятый велосипед у меня между ног. Пока нет необходимости держать палец на спусковом крючке.
— Заткнись, нах, — прорычал он, чуть дергая плечами при ругательстве. — Подними руки! Медленно!
Зимнюю мантию не впечатлила агрессия в его голосе — а может, напротив, впечатлила слишком сильно. Моим первым слепым инстинктом было броситься на кричащего болвана, рискнуть и сломать его тощую шею. Но это будет невежливо.
Я сделал то, что он сказал, медленно, закипая от нарастающего нетерпения и гнева. Адские колокола, для возможных боданий с бюрократией нормалфагов, сейчас было совсем не время.
Разве что... Быть может, сейчас творится совсем другое.
Мы были уверены, что Рудольф уже какое-то время брал у кого-то взятки. Предположим, ему приказали остановить и убрать меня из поля зрения на вечер?
Или навсегда.
И этот случайный обмен Взглядами с Брэдли только что дал ему повод.
Рудольф мог быть продавшейся сволочью, но главное — он был напуганной сволочью. Подними я щит или попробуй что-нибудь из своих обычных трюков — он выстрелит даже не думая, причем стоя слишком близко, чтобы промахнуться. Мой костюм, вероятно, остановил бы пулю пока был цел (похоже, фейские портные считают пуленепробиваемую защиту стандартной функцией), но кракен практически порезал одежку на ленточки. К тому же, всегда был шанс, что Рудольф нацелится в голову или шею, или что выстрел попадет в рукав или что-то в этом роде. И пока я буду призывать щит, он сможет выстрелить три или четыре раза.
Я рассматривал такие возможности. Но главная проблема заключалась не в Рудольфе.
Проблема заключалась в том, что произойдет после того, как я окажу открытое сопротивление должным образом уполномоченному сотруднику полицейского управления Чикаго. Как только он начнет стрелять в меня, мне придется как минимум обезоружить его, и после этого все может очень быстро усложниться. Я бы предпочел не превращаться в разыскиваемого беглеца.
Если только я не убью их обоих.
Сейчас темно. Нет ни уличных камер, ни подкрепления. «Мы играем по правилам старой школы», — подсказывала Зимняя Мантия. Рудольф перешел черту. Жаль, конечно, Брэдли, который кажется порядочным человеком, но по логике, вокруг меня около восьми миллионов причин устранить обоих и перейти к защите города. К тому же Рудольф, будучи агент фоморов, пытается уничтожить одного из тяжеловесов Чикаго. Ну ладно. Средневеса.